Командир Красной Армии - Владимир Поселягин (2016)

Запрыгнув на подножку предпоследней машины, Скалкин переправился на другой берег и скрылся в ходах сообщения, а мы пристроились за последней полуторкой и, осторожно преодолев брод, ревя мотором, въехали на кручу берега и остановились сразу за окопами. Скалкин сообщил, что сзади находятся небольшой лес и деревня, где стоят тылы их полка. В лесу есть место, где расположить дивизион. Более того, даже дал проводника. Он сейчас с начштаба едет на передовой машине, показывать стоянку. Я приказал Майорову дать людям отдых после трудного дня и ночи. Пусть люди спят, а стрелки Богданова станут в охранение.

– Товарищ лейтенант, товарищ старший лейтенант просит спуститься к нему на НП, – подошел ко мне боец, когда мы с Аделем вылезли из машины.

– Веди, – велел я.

Придерживая автоматы, чтобы не зацепиться стволом о песчаные осыпающиеся стенки траншеи, мы дошли до небольшой землянки, вход которой был завешен плащ-палатками.

– Откуда такое богатство? – спросил Скалкин, заметив наши автоматы.

– Немецких диверсантов в нашей форме уничтожили, – спокойно пояснил я. Адель в подтверждение кивнул.

– Комбату я сообщил о вас и о дивизии Прохорова, сейчас он напрямую выходит на комдива, уведомив комполка. Будут принимать решение. Комбат сейчас лично подойдет, он тут недалеко расположился.

– Комдив у вас нормальный?

– Халкин-Гол, финская… Повоевать успел, нормальный командир, – спокойно кивнул старлей. – Полковник Филиппов, может, слышали?

– Не доводилось, – покачал я головой.

– Бывает. Пока комдива нет – он или свяжется с нами, или сам приедет – расскажите, как там было. А то мы только одного немца живьем и видели. Да и то – борт-стрелка со сбитого бомбардировщика.

– Журнал боевых действий остался у начштаба. Он сейчас с дивизионом, там подтверждение наших боевых действий, а если кратко, то началось все, когда я попал в военкомате Ровно на военкома…

– Да-а-а, помотало вас, – протянул Скалкин, когда мы закончили щедро делиться своим опытом с присутствующими.

Кроме нас троих в землянке сидели все его взводные, а также часть сержантского состава, кто поместился. В середине рассказа подошел комбат, капитан Михайлов со свитой, он тоже живо обсуждал все, что я рассказывал. Особенно описанный мной пятидневный бой обычного стрелкового батальона с целым пехотным полком немцев. Реальный случай, кстати, мне про него один раненый командир рассказал, когда водитель санитарной машины менял колесо рядом с позициями моей батареи дней шесть назад. Потери наших за эти пять дней составили всего двадцать процентов списочного состава. А рассказ был действительно интересный. Мало того что у батальона оборона была поставлена не на ячейки, а на полнопрофильные окопы и дзоты, так еще когда начинался обстрел артиллерии, они хватали оружие и боеприпасы и бежали метров на триста назад, где были вырыты замаскированные противовоздушные щели, и там пережидали обстрел. Как только он прекращался, бежали обратно и шустро приводили окопы в норму, убирая завалы и откапывая ходы сообщения. Вот удивлялись немцы, когда вместо полупустых окопов с оглушенными защитниками их встречал сначала прицельный залп, а затем беглый, опять-таки прицельный огонь. Так и воевали. Дважды немцы врывались на позиции батальона. В первый раз это были восемь танков, от которых отсекли пехоту, да так там и сожгли коктейлями Молотова. Второй – после приказа на отход, когда ослабленный батальон отступал и пулеметчики не смогли удержать вал пьяных немецких гренадеров. Именно тогда были самые большие потери после страшной рукопашной. Рассказывал капитан с ампутированной ногой, начштаба того полка, куда входил тот батальон.

– Значит, говоришь, ваши тридцатисемимиллиметровки немецкие танки на раз дырявят? – после обсуждения, как вел бой тот батальон (Михайлов молодец, не цеплялся за устав, обсуждая окопы и противовоздушные щели), спросил комбат.