Поворот оверштаг - Владислав Савин (2012)

Последним в сводках потерь числится Bf-110F-2 (W. Nr. 5030) из отряда тяжелых истребителей 13./JG5, поврежденный 19 сентября 1942 года.

Это — Хебуктен. Тот самый, где порезвилась команда Большакова. Где немцы потеряли, по уточненным разведданным, половину наличного летного состава и свыше двадцати самолетов за один удар. В сравнении с тем, что считалось для наших в сорок втором крупным успехом: один поврежденный самолет, трое убитых техников. Но нечем здесь кичиться: все наши летчики — ветераны Отечественной сходились во мнении, что самой трудной и опасной задачей были удары по вражеским аэродромам: там и ПВО мощнее, чем у любого наземного объекта, и истребительный патруль в воздухе присутствует всегда. При том, что в сорок втором значительную часть нашей бомбардировочной авиации на Севере, что флотской, что Карельского фронта, составляли уже устаревшие тогда СБ, а уж бывшие в реальности случаи, когда на бомбежку аэродромов в полярный день бросали тихоходные и почти безоружные МБР-2, на мой взгляд, вообще мало отличались от японских камикадзе! Но мы выиграли эту войну, в том числе и в воздухе: по статистике, немцы и финны потеряли на Севере 2384 самолета против 1957 наших.

В той нашей истории. Но мы уже чуть сместили весы, в том числе и на Хебуктене. Теперь сместим еще. В нашем мире немцы уже в ноябре сорок второго начали вывод авиации с Севера — на Средиземноморье и под Сталинград, число их самолетов на январь сорок третьего уменьшилось вдвое в сравнении с полугодом раньше. Мы же ударим их по самому больному месту. Немцы хорошо умели готовить асов; но когда асов все же выбили, то оказалось, что их некем быстро заменить. В сорок третьем, а особенно в сорок четвертом, в бой у них шла, кроме «стариков», уже откровенная «зелень», по выучке уступавшая даже нашим летунам сорок первого. Чтобы подготовить хорошего летчика, даже не аса, нужно времени гораздо больше, чем изготовить самолет.

Я ни тогда, ни позже так и не узнал имени того безвестного «штирлица», обеспечившего наш удар. Кто он был — наш, русский, или норвежец-патриот? Не все в Норвегии были квислингами, были и такие, которые в ту войну помогали нашим, желая лишь освобождения своей страны. После войны их бросали в тюрьмы как «коммунистических агентов», волей их хваленой демократии — совсем как советских партизан в странах незалежной шпротин.

Все было буднично, как на учениях. Цель, координаты, время… Контроль обстановки вокруг. Акустика показывала, в пределах видимости, отсутствие надводных и подводных целей. Радар — отсутствие самолетов. И ночь, укрывшая нас темнотой.

Боевая тревога. Готовность. Слова команды. Рев за бортом — «Гранит» ушел.

Авиабаза Банак, Норвегия. Это же время.

Повод для веселья был — награждение отличившихся. Так как в рейхе не было морской авиации, а было единое люфтваффе, и над сушей и над морем, то гнев обожаемого фюрера никак не задел летунов. Эти водоплавающие влезли в дерьмо, мы разгребли, не подвели, утопили кроме «Тирпица», предательски сдавшегося британцам, еще два крейсера и целых шесть эсминцев! Что было существенным: награждать за утопление своего корабля, пусть и бывшего, все ж было как-то неудобно, ну а за вражеские — это святое! Правда, там еще субмарины отметились и тоже вроде на что-то претендуют — молчали бы лучше, не вам сейчас о наградах говорить!

Так что крестовый дождь на отличившихся просыпался знатный. И по чину: командирам групп — Рыцарские, командирам штаффелей (эскадрилий) и швармов (звеньев) — Железные (были и вариации: если рядовой пилот уже имел Железные кресты обеих степеней, то ему полагалась и более высокая награда). Ну в общем, все было ясно!