Пути-дороги - Константин Борисов-Назимов (2020)

– Хрена ли ты делаешь? – возмущается староста. – Она разродиться не может! Чего ты ее за руку щупаешь?!

– Что она сделать не может? – выпустив руку молодой женщины, в недоумении обернулся я к Гонзарю.

– Родить! Живот ее смотри! – выкрикивает тот.

Твою в дугу и ярмо на шею! Я же, мля, не гинеколог! Нет, что и как у дам устроено, знаю, а Портейг с Коротковым мне устраивали что-то типа экзамена, как роды принимать. Но мы тогда же этот момент и обговорили, что имеются повитухи, а если и случится что-то подобное, до лучше поискать другого врача.

– Чего вылупился? Лечи, иначе пулю в лоб получишь! – нервно выкрикнул Гонзарь.

Теперь-то понятно, для чего тут в тазах вода да столько различных бинтов и марли.

– Что повитухи говорят? – спрашиваю, осторожно снимая с беременной одеяла.

– Никак не может разродиться, а со вчерашнего дня сильные схватки начались, плохо ей, кровью почти вся изошла, – отвечает несчастный отец и отворачивается.

Мля, простыня вся мокрая, кровь с выделениями, возможно, и обмочилась женщина. А ее явно постоянные схватки с ума от боли сводят и за себя она не отвечает. Н-да, затяжные роды – беда, да еще и плод в неправильном положении. Слышал одну историю, когда одна иностранка в моем мире тройню родила, так там первый малыш появился на неделю раньше своих братьев. Вот как такое возможно? Однако известный факт, кстати, профессор той истории не удивился, подобное знает, правда, ему знакомая акушерка рассказывала о двойняшках, появившихся на свет с разницей в пару дней.

Щупаю огромный живот и морщусь: ребенок занял неправильное положение, сама она родить не сможет, а делать операцию… Нет, на это не способен.

Подхожу к окну, курить хочется – аж зубы сводит, но при беременной нельзя, она и так часто дышит, не хватает ей кислорода. Лихорадочно перебираю варианты, но кроме кесарева сечения выхода нет, плод сам уже не перевернется. Если не предпринять кардинальных мер, и как можно быстрее, то мать с ребенком погибнут. Хотя… вероятность на счастливый исход операции мала.

– Чего молчишь? – немного успокоившись, спрашивает меня отец беременной.

– Хреновы дела, – не стал я скрывать. – Ей бы в больницу.

– Какая к чертям больница! Мы ее не довезем!

– А чего за врачом не послали? – задал я вопрос и добавил: – Тут от города не так далеко.

Гонзарь поморщился, взглядом вильнул, но ответил:

– Утром отправил человека, но тот еще не вернулся.

– А телефон? – вспомнил я. – Почему в больницу не позвонили?

– Почему, почему – потому! Лечи давай, или!.. – наставил он на меня револьвер, но потом все же ответил: – Посыльному пришлось с полдороги возвращаться, этому вы виной, он как увидел, что кто-то телеграфный столб рубит, так коня и развернул.

Хм, верхового не видели, но тот вполне мог издали наблюдать за нашими действиями, по времени укладывается, так что Гонзарь не врет. Смотрю и думаю, как поступить. Скрутить старосту могу в два счета. Но что дальше? При удачном раскладе из окна могу людей Гонзаря расстрелять, как в тире. У меня окажется два револьвера, цели словно на ладони и не движутся. Но роженица с младенцем в утробе погибнут, а они, точнее, младенец, уж точно ни в чем не виноват. Мля, но и оперировать не могу! Я же их зарежу, а Гонзарь нас потом с Анзором и Жалом порешит без разговоров.

– Ты можешь помочь? – задает вопрос староста, опустив револьвер.

– Боюсь, что нет, шансов почти не осталось, да и не проводил я подобных операций.

– Режь! Пусть хоть так не мучается, – шумно сглотнул Гонзарь и отвернулся.

Очень удобный момент, чтобы одним ударом лишить его сознания и отобрать оружие, но я почему-то промедлил.

– Мне нужны инструменты, Жало, э-э-э, Александр в помощь и никаких посторонних, пока не позову, – слетело с языка, и сам на себя удивился.