Природа зверя - Луиза Пенни (2017)

– Тебе помочь? – спросил он, хотя и знал ответ.

Если Рейн-Мари что-то расстраивало, она любила нарезать, отмерять, перемешивать. Следовать рецептам. Чтобы все было по правилам. Никаких догадок, никаких сюрпризов.

Работа была творческая, успокаивающая, а результат – приятный и предсказуемый.

– Нет, у меня все отлично. И да, я имею в виду ОТЛИЧНО в том смысле, который вкладывает в него Рут, – сказала Рейн-Мари, имея в виду книгу старой поэтессы, в которой ОТЛИЧНО представляло собой аббревиатуру. Отвратительно. Тошнотворно. Лейкозно. Истерично. Чахоточно. Нудно. Омерзительно.

Гамаш рассмеялся, поцеловал жену и, вернувшись в гостиную, взял «Ньюйоркер». Но его глаза притягивала рукопись на столике у двери.

Наконец он налил выпивку Рейн-Мари и себе, взял треклятую пьесу и стал читать.

Ему пришлось напоминать самому себе, что ничего сверхъестественного в рукописи, которую он держит в руках, нет. Ничего зловещего. Она имела только ту власть, которую он ей приписывал.

Арман заставил себя прочесть еще несколько страниц, потом посмотрел на книжные шкафы вдоль стен, наполненные драгоценными книгами.

Если их бабушки и дедушки вешали на стены распятия и тексты молитв, то они с Рейн-Мари заставляли стены книжными шкафами. А в них стояли книги по истории, справочники, биографии, художественная литература, научно-популярная. Вдоль стен стояли истории, которые одновременно изолировали Гамашей от внешнего мира и связывали их с ним.

Он положил пьесу на диван, поднялся, подошел к книгам и стал просматривать корешки. Прикасаться к ним.

Затем с новыми силами вернулся к пьесе. И заставил себя читать дальше.

Несколько минут спустя зазвонил телефон, и Гамаш вдруг понял: он так вцепился в рукопись, что ему требуется сделать усилие, чтобы отпустить ее.

– Шеф? – раздался возбужденный голос Лакост.

– Oui?

– Вы можете прийти в оперативный штаб? Мы тут нашли кое-что.

– По делу Леметр?

– Да. Но не только.

– Сейчас буду.

Он попросил Рейн-Мари задержать обед еще на несколько минут и сказал, куда идет.

– Пригласи их, если хочешь, – крикнула она ему вслед. – На всех хватит.

Ее расстройство потянуло на четыре блюда, но еще она обдумывала какую-нибудь amuse-bouche[51].

– Адам, – сказал Гамаш, сильно и дружески пожимая протянутую руку. – Радость для усталых глаз.

– Шеф, – откликнулся довольный Адам Коэн.

– Тебя назначили в команду, расследующую убийство Леметр?

– Упаси бог, сэр. Они меня к этому и на милю не подпускают, – пожаловался агент Коэн. – Старший инспектор Лакост почти не позволяет мне подниматься из-за стола в управлении.

– И все же ты здесь, в Трех Соснах. Приезжай почаще. А то мне приходится довольствоваться одним лишь зятем. – Гамаш показал на Жана Ги Бовуара.

– К сожалению, в данном случае вкус изменил вашей дочери, сэр, – сказал агент Коэн, понизив голос до театрального шепота.

– Это у них семейное, – кивнул Гамаш. – То же самое случилось и с ее матерью.

Гамаш вгляделся в молодого агента. Коэна выгнали из академии, и он устроился работать в тюрьму надзирателем. Но он пришел на помощь к Гамашу в самое трудное время, когда все остальные отвернулись от старшего инспектора, и Гамаш этого не забыл. Коэна удалось вернуть в академию, и старший инспектор курировал своего подопечного до самого выпуска.

А потом Гамаш попросил Лакост принять Адама Коэна на стажировку и приглядывать за ним. Заботиться. Изабель тогда только назначили на должность, а Гамаш собирался окончательно отойти от дел.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Гамаш.

– Старший инспектор Лакост велела мне разузнать о семье Антуанетты Леметр. Я пытался переправить то, что нашел, но интернет-соединение здесь такое никудышное, что я решил привезти документы сам.

– Он перегрыз цепи, которыми был привязан к месту, – сказал Бовуар, приглашая всех к столу для совещаний.