Природа зверя - Луиза Пенни (2017)

– А что случится, если выяснится, что была создана еще одна такая пушка? – спросила Рейн-Мари.

Гамаш немного подумал, открыл рот, но слов не нашел. Не нашел тех успокаивающих слов, которых ждала она. Слов, которые говорятся при горящих свечах. И к ужасу Рейн-Мари, он просто закрыл рот и посмотрел на нее.

– Ты думаешь, убийца нашел чертежи? – тихо спросила она.

– Не знаю, – ответил Гамаш. – Мэри Фрейзер обвинила меня в том, что я не понимаю, насколько опасен мир торговцев оружием. И она права. Сомневаюсь, что вещи, с которыми мы сталкивались до сих пор, могут сравниться с этим. Масштабы убийств, с которыми они имеют дело, невозможно представить. Они создают и разжигают войны, они поощряют геноцид. Ради прибылей. А какие прибыли! Они исчисляются миллиардами. А чьи-то жизни – да они ничего не стоят, ерунда.

Он говорил обыденным тоном, что только усиливало ужас сказанного.

– Думаю, мы должны исходить из худшего сценария, – сказал Жан Ги. – Будем считать, что чертежи найдены.

Обед вскоре закончился. Темы для разговора были исчерпаны. Договорились с Габри о номере для Адама Коэна, а Жан Ги переехал в дом Гамашей. Молодой человек явно испытал облегчение, узнав, что ему не нужно возвращаться в Монреаль.

Когда Лакост и Коэн ушли, а посуда была вымыта, Арман пошел выгулять Анри.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил Жан Ги.

В дружеском молчании они втроем обошли деревенский луг, потом сделали еще один круг. Вечер был ясный и прохладный, дыхание образовывало облачка в воздухе. Небо заполнилось звездами, лунные тени трех сосен протянулись по всему лугу и уткнулись в бистро.

Они видели профессора Розенблатта, в одиночестве сидящего за столом. Гамаш остановился, задумался. И понял, что время пришло.

– Холодно, – сказал он Жану Ги. – Неплохо бы согреться.

– Я думал о том же, patron.

Минуту спустя они стояли у столика профессора.

– Bonsoir, – сказал Арман.

– Привет, – ответил профессор, поднимая голову и улыбаясь.

Арман вытащил из кармана фотографию и положил ее на столик, потом медленно пододвинул к Майклу Розенблатту.

– Я бы хотел получить ответ на мой вопрос прямо сейчас, s’il vous plait. Был ли Джеральд Булл создателем суперорудия? Или его сконструировал кто-то другой? Более умный?

Он увидел, как улыбающиеся губы застыли. Смешливые морщинки исчезли. Улыбка сошла с лица профессора.

Глава двадцать седьмая

– Последний заказ, – объявил Оливье из-за стойки бара.

В бистро оставались еще два посетителя, молодые любовники на свидании, они держались за руки через стол и не вызывали у Гамаша беспокойства. Они явно находились в своем собственном мире. В мире, который, к счастью, не знал геноцида, ядерных боеголовок и пушек, спрятанных в глубине леса. Гамаш хотел быть уверенным, что два этих мира никогда не встретятся.

– Месье? – Гамаш кивнул, показывая на коньяк Розенблатта.

– Нет, пожалуй, нет.

Язык у пожилого ученого чуть заплетался, и теперь кровь мигом прихлынула к его лицу.

– Может быть, стакан воды, patron? – предложил Бовуар, и Оливье вернулся с графином и тремя стаканами.

– Я все думал, когда вы выясните, – сказал Розенблатт. – Наверное, нужно было сказать вам раньше.

– Oui, – ответил Гамаш. – Это было бы полезно и даже могло бы спасти человеческую жизнь.

– Вы о чем? – Профессор Розенблатт широко открыл глаза, потом прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд.

Гамаш подумал, что дело тут не только в воздействии алкоголя. Вид у профессора был никудышный.

– Вчера вечером убили женщину. Ее звали Антуанетта Леметр, – сказал Бовуар.

– Да, я слышал. Ужасно, – простонал Розенблатт. – Местные, кажется, думают, что это как-то связано с какой-то пьесой. Вероятно, пьеса очень плоха.

– Она была племянницей Гийома Кутюра, – сообщил Гамаш.