Узел смерти - Альбина Нурисламова (2020)

Смотреть на лицо было страшно, но еще страшнее – сознавать, что и Тася совсем не такая, какой они с мамой видели ее в эти последние недели. Она снова была обычной девушкой: искривленные, вытянутые конечности и тело опять стали нормальными. Обритая налысо голова была обыкновенной, не бугристой, не уродливо-шишковатой. Рот был приоткрыт – и Чак видел, что зубы у Таси не острые и не кривые.

Перед ними лежала худенькая до прозрачности девушка-ребенок. Трогательная, беззащитная. Мертвая.

«Я убил ее. А что, если и маму тоже? – отстраненно, почти невозмутимо подумал Чак. – Может, это не Тася сошла с ума, а я?»

Голова разламывалась. Сознание раздваивалось. Он больше ни в чем не был уверен.

Когда на него надевали наручники, когда выводили из квартиры, усаживали в машину, Чак все пытался сообразить, было ли то, о чем он рассказывал Сереге, то, что творилось в их квартире, на самом деле?

Или им с мамой все только мерещилось?

Или, хуже того, мерещилось ему одному, а всего, что, якобы, говорила и делала мама, не было и быть не могло? Может ли случиться, что он напридумывал всякого? Что видел и слышал искаженные больным рассудком вещи?

Сидя в машине, Чак видел толпу людей. Соседи, знакомые и незнакомые люди стояли группами, переговаривались, качали головами. Какая-то женщина («Знаю я ее или нет?») плакала навзрыд.

На дворе была ночь, но в искусственном свете, который проливали фонари, Чак разглядел среди собравшихся Серого и его родителей. Друг тоже смотрел в его сторону, и на миг их взгляды скрестились. В глазах Сереги читался ужас: прыгал в светло-серых глазах трусливым зайцем, трясся мелко, как малиновое желе на блюдечке.

«Ему-то чего бояться? – вяло подумал Чак. – Думает, я выскочу из машины и его тоже придушу?»

Он отвернулся, опустил голову. Убийца, сумасшедший убийца собственной матери и сестры – вот кто он для всех с этой ночи. И неважно, правда это или нет.

В толпу ворвался еще один человек. Чак узнал тренера Ивана Игоревича. Он был в футболке и тренировочных штанах, как будто вернулся с пробежки. Иван Игоревич спрашивал о чем-то, что-то громко говорил – Чак не слышал, что именно. Он хотел понять, что могло случиться, и при этом на лице тренера не было страха и отвращения. Он был потрясен, это правда, но не вынес заранее обвинительного приговора, как все остальные.

Иван Игоревич был на его стороне, Чак чувствовал. И впервые за эту самую страшную в его настоящей и будущей жизни ночь он понял, что есть еще надежда. Сквозь окружавший Чака непроглядный мрак пробился робкий луч света, и на душе немного потеплело.

Глава двенадцатая

Жара, которая накрыла город недели три назад, все никак не желала смениться прохладой, несмотря на ежедневные прогнозы синоптиков. Зной упрямо держался, не сдавая позиций, цепляясь горячечными лапами за истрескавшуюся землю, пожухшую листву и плавящийся на жаре асфальт.

Но все же с сегодняшнего утра стало понятно, что перемены близки: в воздухе разлилась душная, влажная истома, и его, казалось, можно было выжать, как мокрую тряпку. Когда Миша в седьмом часу снова вышел (точнее, выбежал) из дому, наконец-то полил дождь.

Первые робкие дождевые капли осторожно касались раскалённых крыш домов и машин, словно бы пробовали свои силы, тут же превращаясь в пар, поэтому в первые минуты город окутала легкая полупрозрачная дымка. Но, по мере того, как ливень усиливался, окружающий мир все больше раскрывался ему навстречу, притягивая влагу, жадно ловя ее и страстно призывая. Становилось все холоднее, былой зной теперь уже казался неправдой, дождевые струи смывали его вместе с городской пылью и копотью, а само воспоминание о нем постепенно меркло, превращаясь в мираж.