На льду - Камилла Гребе (2016)

Проникнуть в домик не составляет труда. Ключ лежит под горшком с пластиковой пеларгонией. Даже фонарик не пришлось включать. Странно видеть цветущую пеларгонию в снегу, хотя я и знаю, что она пластиковая. Все равно смотрится странно. Мозг не принимает такую реальность. Слишком противоречивое сочетание – десятисантиметровый слой снега и нежный розовый цветок. Точно так же мозг отказывался принимать реальность, в которой Йеспер целовал брюнетку.

В домике темно и пахнет плесенью. Мне приходится подвинуть садовые стулья, чтобы разместить все свои пакеты. Руки ноют от напряжения. И я вся вспотела, хотя на улице ниже нуля.

Я осторожно разворачиваю желтый мешок на старом продавленном диване. Еду ставлю на столик в углу, а остальные вещи запихиваю под гриль. Потом сажусь на диван с биноклем в руках и смотрю в окно, но из-за снегопада ничего не видно.

Я откидываюсь на спинку дивана, закрываю глаза. Что-то рвется из глубин моего подсознания наружу, хочет напомнить о себе. Что-то очень важное.

И я вспоминаю.

Мы с Йеспером стоим в переполненном автобусе. Краем глаза я вижу улыбку на его лице. Мы делаем вид, что не знакомы. Это такая игра. Стоим рядом, словно незнакомцы, но я знаю, что сейчас он украдкой начнет гладить меня по бедру. А я не должна показывать виду, что что-то происходит. Должна оставаться невозмутимой.

Затем он запустит руку мне под юбку или кофту и коснется обнаженной кожи. Только легкое прикосновение, никакого лапания, словно это произошло случайно. Я придвинусь ближе, раздвину ноги, чтобы ему было удобнее ласкать меня. Он крепко прижмется ко мне, чтобы я почувствовала, как он возбужден. Там, посреди набитого автобуса, мы будем незнакомцами, которых объединяет только одно – страсть.

Я украдкой смотрю на него, делая вид, что на самом деле смотрю в окно, чтобы знать, где мы проезжаем. Если бы наши взгляды встретились, он сделал бы вид, что ничего не заметил. Его лицо осталось бы столь же бесстрастным, как и мое.

Но на этот раз нам помешали. В тот момент, как его рука коснулась моего бедра, раздался мужской голос:

– Йеспер, черт побери! Сто лет тебя не видел.

Я почувствовала, как он напрягся и стремительно убрал руку.

– Привет. Как дела?

К нам протиснулся сквозь толпу мужчина лет сорока в костюме и встал перед Йеспером. Я почувствовала, как Йеспер отодвинулся от меня, и поняла, что ни в коем случае не должна показать, что мы с Йеспером знаем друг друга. Это была его вторая жизнь. Настоящая жизнь, в которой были его друзья, его работа, его прошлое и будущее. У нас с Йеспером было только настоящее.

– Очень хорошо… и если сравнивать с Австрией, то там, конечно, дороже, но оно того стоит. Я не знаю, как тебе, но мне все эти чартеры осточертели. Мне нужен сервис высшего уровня, а в Сан-Антоне этого ты не найдешь. Так уж обстоят дела. И потом еще еда. Французы умеют готовить.

Знакомый Йеспера продолжал болтать о горных лыжах, звездных ресторанах и интрижках с массажистками, одетыми в юбки, подбитые кроличьим мехом.

– А вы? Где вы провели отпуск?

Мне холодно. Ноги дрожат. Я роюсь в поисках термоса с остатками горячего кофе. Лунный свет проникает в пыльные окна, но все равно в домике темно, и я умудряюсь опрокинуть пакет с киселем.

Он сказал «вы». Он спросил, не где Йеспер провел отпуск, а где «они» провели отпуск. Почему я только сейчас об этом вспомнила? Почему тогда я не поняла, насколько это важно? Конечно, «вы» могло относиться к Йесперу и его друзьям или коллегам, к кому угодно. Но теперь-то я знаю, что это не так. «Вы» относилось к брюнетке.

К брюнетке, ради которой Йеспер меня оставил и превратил мою жизнь в ад.

Поколебавшись пару секунд, я поднимаюсь, подхожу к окну и протираю стекла рукавом куртки. Снег перестал. Перед окном залитый лунным светом лежит заснеженный сад.