Безликий - Павел Корнев (2017)

– Фуф! – помахал полицейский перед лицом ладонью, разгоняя запах перегара. – Не возражаете, если мы здесь осмотримся? – спросил он после этого.

– Да пожалуйста! – махнул я рукой с показной беспечностью, а по спине так и побежала тоненькая струйка пота.

К счастью, энтузиазма констебля надолго не хватило. Полицейский прошелся по фойе и даже посветил на лестницу и в один из коридоров, а потом запал иссяк, и он вернулся ко мне.

– Вы бы сделали внушение сторожу, – попросил постовой, прежде чем выйти с коллегами на улицу.

– Сделаю! Непременно сделаю, как только проспится! – пообещал я, хоть на деле Луку нисколько не осуждал. Гибель трех товарищей меньше чем за неделю кого хочешь выбьет из колеи. Особенно если и сам избежал гибели лишь чудом.

Заперев дверь, я забрал со стола браунинг, сунул его в карман брюк и побежал на задний двор. За время моего отсутствия покойник никуда не делся, так и валялся у крыльца. Крови под ним натекло не слишком много; когда я потащил тело Виктора в каретный сарай, темная полоса на дорожке оборвалась уже на втором или третьем шаге. Дощатый пол и вовсе остался девственно-чист.

Спустить покойника по крутой каменной лесенке не составило никакого труда – просто спихнул его вниз. Куда дольше пришлось провозиться, загружая тело в лодку.

Отвязав веревку, я установил весла в уключины и под размеренный скрип поплыл по подземному тоннелю в сторону канала. Наружу выбираться не стал, вместо этого перевалил Виктора через борт. Негромко плеснуло, и тело ушло на глубину, но почти сразу всплыло и закачалось на поверхности. Пришлось толкнуть его веслом, направляя в нужную сторону. Браунинг выкинул следом.

На обратном пути я думал о мимолетности и хрупкости человеческой жизни.

Был человек и не стало. Умер. Перестал существовать. И я приложил к этому свою руку. Кто дал мне на это право? Кто уполномочил распоряжаться чужими судьбами? Достаточным ли оправданием является тот факт, что все пострадавшие, в свою очередь, пытались перекроить по своему разумению мою собственную жизнь?

И оправданием для кого это может послужить? Для совести? Или для Создателя?

Такие вот философские вопросы заботили меня, пока я размеренно работал веслами. Потом стало не до того.

Есть и спать. А душевные метания могут и подождать…

2

Проснулся на рассвете. Просто открыл глаза, будто заново родился.

Мне никогда ничего не снилось; я словно отключался на ночь подобно механическому болвану, у которого кончился завод.

Сон – маленькая смерть? Не знаю, засыпать я не боялся.

Умереть?

Я мотнул головой, прогоняя дурные мысли, поднялся с диванчика и встал у зеркала. Отражение уверяло, что я до сих пор Жан-Пьер Симон, и не было ровным счетом никаких оснований ему не верить.

Взяв накинутый на спинку кресла пиджак, который подобрал вчера в костюмерной взамен проткнутого мечом, я надел его, убрал в карман пистолет и спустился на первый этаж. Лука еще не очнулся, но спал беспокойно, сипел и подрагивал во сне. Не сверзился со стула громила не иначе каким-то чудом. Я лишь покачал головой, сходил на кухню и принес оттуда пару бутылок сельтерской. Утро у Луки намечалось не из легких.

Впрочем, как и у меня самого…

Клуб я покинул через заднюю дверь. Постоял немного на крыльце с рукой в кармане и оглядел соседние подворотни, потом оставил пистолет в покое и поспешил по узкому проходу между домами к набережной канала. Оттуда уже двинулся к Ярдену.

Большинство кафе в столь раннее время еще были закрыты, лишь от булочной шел столь ароматный дух свежей выпечки, что я не удержался и купил пару сдобных булок с яблочным повидлом. Заодно поинтересовался у продавца улицей Кюри. Как оказалось, она находилась не так далеко от нас, в окрестностях Императорской академии. Район тот считался окраиной Старого города и при инфернальном прорыве два года назад почти не пострадал ни от адских созданий, ни от армейских бомбардировок.