Спящий - Павел Корнев (2016)

Дьявол! Уверен – анархиста не беспокоили подобные сомнения, когда он кидал бомбу в экипаж главного инспектора. Просто кинул – и все. А моральные терзания по Достоевскому, «тварь я дрожащая или право имею», – они для тонких и чувствительных натур вроде меня. Вечно сомневаться в своих поступках, даже когда прав, – это ли не изощренная пытка? Любой другой на моем месте с легким сердцем взялся бы исполнить приказ наследницы престола, а я вот терзаюсь!

К дьяволу все это! Анархистам с их фанатичной преданностью идее несказанно легче…

Стоп! Анархистам?

Враз позабыв про головную боль, я в пару глотков допил глинтвейн и, оставив нетронутой вторую вафлю, расплатился по счету. Затем перешел через дорогу и в аптеке напротив купил попавшуюся на глаза жестянку апельсиновых леденцов, а заодно попросил воспользоваться телефоном.

Седовласый старик в строгом сюртуке благодушно кивнул, и я снял трубку, вот только, к величайшему сожалению, Рамона в конторе не оказалось; на звонок ответил один из его многочисленных кузенов.

– Рамона нет, когда вернется – не знаю, – сообщил он. – Что-то передать?

Учитывая возможности Третьего департамента прослушивать разговоры, назначать место по телефону было форменной глупостью, но это не отменяло необходимости срочной встречи с бывшим напарником.

– Пусть ждет меня там, откуда мы в первый раз отправились на поиски Прокруста, – попросил я и добавил: – И приходит один.

– Хорошо, передам, – флегматично ответил мой собеседник и отключился.

Оставалось лишь надеяться, что его при этом не держали на прицеле сыщики Третьего департамента. Хотя если это и ухудшит мое положение, то не слишком сильно: приметы Леопольда Орсо, сиятельного, наверняка уже разосланы во все полицейские участки, а задержание человека в Императорском парке требовало проведения самой настоящей облавы.

Выкручусь.

Императорский парк – зеленый оазис в мертвом царстве камней и железа Нового Вавилона. Впрочем, не такой он уже и зеленый. Из-за постоянного смога и выбросов заводов и фабрик листья покрывал серый налет, они желтели и засыхали. И вместе с тем деревья упрямо цеплялись за жизнь, и даже в самые жаркие и безветренные летние деньки воздух там был не так раскален и задымлен, как на окрестных улочках.

С одного края парк ограничивала железная дорога, с остальных теснили жилые дома, но и самым отъявленным механистам не приходило в голову выступить с инициативой застройки этого куска свободной земли. А если кто-то из рационализаторов и лелеял подобные намерения, то на публичные слушания их благоразумно не выносил.

Не могу сказать, будто я знал Императорский парк как свои пять пальцев, но по старой памяти вполне мог рассчитывать пересечь его и при этом не заплутать на тенистых тропинках. Выбраться же через одну из многочисленных дыр в ограде на противоположной стороне и запрыгнуть в проходящий по железной дороге товарняк и вовсе не составило бы никакого труда.

Я не учел лишь дирижабли. Воздушные корабли с вооруженными мощной оптикой наблюдателями легко могли взять под контроль внешние границы парка и просемафорить в случае обнаружения беглеца с воздуха наземным частям.

Мне пришло это в голову, лишь когда на глаза попался медленно дрейфовавший над городом армейский аэростат с имперским гербом на вертикальном стабилизаторе. Как на грех, день сегодня выдался ясный и ветреный, смог выдуло с улиц, и лишь на фабричной окраине небо оставалось серым от дыма.

Кинув извозчику монету в два франка, я покинул коляску у ворот парка и задумчиво посмотрел в небо. Дирижабль неспешно удалялся к Центральному вокзалу. Это не за мной.

Но исключать подобной вероятности все же было нельзя.

Паранойя?

Я вас умоляю! Для человека, объявленного в розыск по линии Третьего департамента, паранойя – это единственно допустимая форма мышления, которая позволит не угодить за решетку хотя бы в первые несколько часов.