Спящий - Павел Корнев (2016)

Это было настолько необычно, что я повернулся и пригляделся к Альберту внимательней. Тот слегка осунулся, а на высоком лбу залегла глубокая морщина, но в остальном внешность его не претерпела никаких изменений. Разве что растрепанная шевелюра своим беспорядком была обязана усилиям дорогого цирюльника, а песочного цвета бородка стала куда ровней и аккуратней, нежели прежде. Светло-серые глаза сиятельного смотрели по-прежнему проницательно, словно видели собеседника насквозь.

– Не стану спрашивать, где ты пропадал два месяца, – с усмешкой предупредил Альберт, – но вижу, что путешествие вышло не столь приятным, как в прошлый раз.

– Данте Алигьери спускался в ад по собственной воле. Меня туда скинули.

– Очень образно, – похвалил меня поэт. – Отличная аллегория!

– Банальная гипербола.

– Вижу, ты не в духе, друг мой, – понимающе улыбнулся Альберт, дошел до бара и налил себе коньяка. С пузатым бокалом в руке он вернулся обратно, но садиться в кресло не стал и посмотрел сверху вниз. – А у меня все хорошо. Замечательно даже! Сам ставлю в Императорском театре собственную пьесу. Как тебе такое? Подбираю исполнителей, согласовываю бюджет, провожу репетиции. – Поэт отпил коньяка и с брезгливой гримасой произнес: – Превратился из творца в черт знает что! В администратора! Представляешь, Лео? Альберт Брандт – администратор! А еще супруга полмесяца провалялась в горячке. Без твоей Лилианы мы не справились бы.

– Не преувеличивай, – усмехнулся я. – Нанял бы сиделку.

Альберт обдумал это высказывание и кивнул.

– Да, тоже выход.

– И в театре ты как в малиннике, – продолжил я, допив сорбет. – Актриски сами в койку прыгают, так?

Поэт фыркнул от смеха и уселся в кресло.

– Увы, мой циничный друг, не все так радужно. Пришлось объявить временный целибат.

– Да ну?

– О, ты не знаешь этих прожженных хищниц! Они милые и отзывчивые, пока ты популярный поэт, но, как только в твоей власти становится назначить их на роль, они готовы все соки из тебя выпить. Куда там вампирам! Какой-то кошмар!

Я отставил бокал, но не на подлокотник, а на пол сбоку от кресла и спросил:

– Зачем тогда согласился на эту работу?

Альберт пожал плечами.

– Интересный опыт. Новые знакомства. Неплохие деньги. Опять же, с частными выступлениями сейчас не все так замечательно, как раньше.

– Почему же? – удивился я. – Разве ценители изящной словесности еще не вернулись в столицу с курортов?

– Вернулись, конечно! Театральный сезон давно открыт, – подтвердил Альберт Брандт и запустил в шевелюру длинные тонкие пальцы. – Дело в механистах. Эта публика повадилась срывать выступления с участием сиятельных. В Императорский театр им ходу нет, но частная охрана с ними просто не связывается. Поговаривают, в столице завелась боевая ячейка механистов, но пока все нападения на сиятельных полиция списывает на акции анархистов.

Известие это неприятно царапнуло меня своей неправильностью, и я уточнил:

– Это из-за смерти императрицы?

– Да, старушка быстро прижала бы всех к ногтю, – кивнул поэт. – А герцог Логрин – слишком большой политик для решительных действий. Он апологет компромиссов, пытается со всеми договориться. Впрочем, он и регентом стал лишь благодаря компромиссам. И поговаривают, обеспечившая ему большинство голосов в императорском совете коалиция может развалиться в любой момент, если уже не развалилась.

– Все это лишком сложно для меня, – вздохнул я.

Станет выздоровление кронпринцессы Анны благом для империи или приведет к еще большему росту напряженности, я не знал, да и не особо задумывался на этот счет. В любом случае сейчас от меня уже ничего не зависело. Я сумел вернуть к жизни Елизавету-Марию, но суккуб располагала собственной силой, требовалось лишь придать ей начальный импульс, запустить маховик. Справиться же с недугом принцессы несравненно сложнее, без утраченного таланта сиятельного тут не обойтись.