Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

– Я оскверняю, опустошаю. Я – недуг.

Голос ее стал густым, тягучим, хриплым, болезненным. В то же время мне показалось, что в конце всех ее слов слышался нестройный свист.

Я попытался ее спровоцировать:

– Кого ты оскверняешь здесь, в тюрьме?

– Я символ, ragazzo. Моя сила просачивается сквозь стены. Я не даю покоя педерастам из Ватикана. Я всех вас затрахаю!

– Вас защищают адвокаты Папского престола.

Агостина разразилась низким блудливым хохотом, по-прежнему держа руки между ног. Она похотливо прошептала:

– А ты и правда самый большой придурок из всех полицейских, которых я знала. С чего ты взял, что эти ублюдки меня защищают? Они следят за мной, нюхают мне задницу, как псы течную суку.

В этом она была права. Администрация понтифика действительно стремилась ограничить возможный ущерб, но больше всего им хотелось держаться поближе к «своей» чудесно исцеленной, чтобы разобраться в тех явлениях, которые происходили в теле и душе Агостины.

Она обхватила себя за плечи, содрогаясь, как будто только что пережила сильнейший оргазм, наслаждение, сотрясавшее все ее тело.

– Он сказал мне, что ты придешь, – прорычала она неузнаваемым голосом.

– Люк Субейра? Полицейский с фотографии?

– Он сказал мне, что ты придешь.

Спазм скрутил мне желудок: Агостина говорила о бесе, она действительно была бесноватой. Вот чье присутствие я ощущал. Она снова улыбнулась, выворачивая уголки рта: вверх и вниз. Лицо выглядело разорванным, как грязный листок бумаги. У меня оставалась еще одна минута.

– А знаешь, где я брала насекомых? – Она ухмыльнулась с издевкой. – Все просто. Мне достаточно дотронуться до себя… Я истекаю смрадом, мое влагалище разверзается, как разлагающаяся падаль. И тогда слетаются мухи… Чувствуешь, ragazzo? Я призываю их своим лоном… Они сейчас прилетят…

Опустив голову, она что-то забормотала нараспев. Быстро выкрикивала слова, раскачиваясь взад и вперед. Вдруг глаза ее закатились, были видны одни белки.

Я наклонился, прислушиваясь. Агостина говорила по-латыни.

Одно за другим я разобрал слова, которые она твердила: «…lex est quod facimus lex est quod facimus lex est quod facimus lex est quod facimus»

«ЗАКОН – ЭТО ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ».

Что означали эти слова? Почему именно она их произносила?

Теперь она захрюкала, как свинья. Ее хрип сопровождался резким свистом. Вдруг ее зрачки вернулись на место. Они горели желтым пламенем. Плюнув мне в лицо, она завыла хриплым голосом:

– ТЫ БУДЕШЬ ЖРАТЬ СВОЕ ДЕРЬМО В АДУ!

У меня за спиной щелкнул замок. Десять отведенных мне минут истекли.

62

Чем ближе к Катании, тем плотнее становилась пепельная завеса. Уже невозможно было различить щиты с надписью «Вулканический пепел». Частицы пепла скрипели под дворниками. Я еле полз и, чтобы хоть что-то видеть, снаружи протирал рукой лобовое стекло.

Вид вулкана изменился. Теперь над ним кроме серого столба пепла, извергавшегося под огромным давлением, вздымался еще и мерцающий столб пара. Слышался чудовищный рев, перекрывавший грохот взрывов. О том, что выбросы поднимаются на несколько километров, можно было судить по кружившим гораздо ниже вертолетам.

Склон между двумя разверстыми глотками был прорезан красноватыми венами, вскипавшими раскаленной лавой. В горе происходили геологические изменения. Возникали вулканические конусы, рельеф колыхался, словно на горизонте вытряхивали ковер. Я наблюдал природное явление, о котором обычно знают лишь по преданиям давних времен. Поверхность земли покрывалась трещинами, размягчалась, вспучивалась, обнаруживая свою живую природу, ее горячую плоть. Гора изменяла облик, и я вместе с ней. Мое настоящее шаталось, лопалось, кренилось, выплескивая меня в эту первобытную ночь мира.