Всё начинается со лжи - Елена Лабрус (2020)

— Спасибо, Кость! — обняла своего бывшего мужчину крепко-крепко. Так рвалось с языка: прости! Но я промолчала.

И он, приподняв моё лицо за подбородок, словно прочитал всё по глазам.

— Я буду очень скучать.

— И я.

Глаза защипало от слёз, когда он посмотрел на мои губы, но не поцеловал, даже не потянулся.

Всё же я его сильно, очень сильно недооценила.

А он понял. Всё понял. Без слов.

Глава 26. Павел

— Павел Викторович? — распахнув дверь, домработница моей бывшей девушки Ксения смотрела на меня с изумлением.

Я запоздало глянул на часы. Вечер, конечно, но ещё не самый поздний.

— Пройду? — мазнул взглядом по её домашней одежде. И невольно отметил, что раньше она не позволяла себе ходить по Юлькиной квартире как у себя дома.

Она отступила в сторону, освобождая мне дорогу. Я привычно прошёл в гостиную.

Разбросанные вещи. На большом столе какие-то книги, бумаги, ноутбук, грязная посуда. Этого она себе тоже раньше не позволяла. У неё есть своя комната. Правда, была ли там такая же чистота, как она поддерживала в доме, где работала, понятия не имею — я никогда туда не заглядывал.

— Простите, я… сейчас уберу, — смутившись, схватила она какие-то цветные тряпки, что лежали на диване прямо с вешалками.

— Не беспокойся! — скривился я. — Меня это никак не касается. Я пришёл поговорить.

— О чём? — замерла она с одеждой в руках.

— О том, что ты собираешься делать. И о том, чего ты мне не сказала.

— А вас это касается?

— К сожалению, — не стал я скрывать своей досады. — У тебя есть доказательства, что это ребёнок Пашутина?

— Теперь — да, — бросила она вещи, как лежали. И гордо тряхнула пшеничными волосами, распущенными и даже как будто со следами укладки. Обычно она ходила, туго закручивая их в пучок на затылке. А тут они слегка вились подкрученными прядями.

— И куда ты с ними собираешься идти?

— Сначала к Юлии Владимировне.

Я кивнул, словно одобряя.

— Так. И зачем?

— Хочу, чтобы она заплатила. Как минимум, отдала эту квартиру. Как максимум, дала денег и на беременность, и на роды, чтобы я убиралась подальше со своим ребёнком и сидела помалкивала.

— А если она уже в курсе? Ну, допустим, я ей уже сказал?

— Это неважно, — пожала она плечами. — Сказали вы или нет. Она заплатит за то, чтобы я не шла на телевидение и не поднимала шумиху.

— Угу, — я снова сдержано кивнул. — А дальше что?

— Дальше скажу Владимиру Олеговичу. И он тоже заплатит.

— За молчание? — предположил я. — И чтобы ты не подняла шумиху?

— Конечно.

— Ну ладно, допустим. А потом?

— Потом он наверняка захочет, чтобы я подписала какие-нибудь бумаги, чтобы мой сын не претендовал на его миллиарды.

— И ты подпишешь?

— Там видно будет, — хмыкнула она. — Смотря какие деньги он мне предложит.

Чем дольше я её слушал, тем мне становилось страшнее. Ни грамма чувств. И ладно к отцу, даже к своему ребёнку. Ни тени сожаления. Ни крупицы сомнений. Расчёт. Голый, холодный расчёт. В глазах — цифры, в душе — бюджет.

— А если не предложит?

— Конечно, предложит.

— По-твоему Пашутин принц Малайзии что ли, чтобы бояться огласки такого банального факта, что он спал со своей домработницей и обрюхатил?

Она едва заметно дёрнулась.

— Да, слово отвратительное, — кивнул я. Отодвинув стул, сел у стола. От неубранных тарелок пахло едой. Невкусно, но мой желудок всё равно вспомнил, что пустой, и заныл. Я многозначительно вздохнул. — Ты не первая и не последняя беременная прислуга. Мы не в средние века живём. А Пашутин даже не женат, чтобы шантажировать его внебрачным ребёнком. Скорее уж окажешь ему честь, польстишь, когда во всеуслышание объявишь, что он в его возрасте ещё герой-любовник. Умеет, практикует, — усмехнулся я.