Всё начинается со лжи - Елена Лабрус (2020)

Приговор. Я не знала, как иначе назвать бумагу, в которой она, как мой научный руководитель, гладко и подробно изложила всё: про мои пропуски лекций, про неорганизованность, низкие профессиональные навыки, которые, по её мнению, недостаточны для ведения научной работы. И ещё две страницы о том, почему она отказывается меня курировать. Не упустив ни одну мелочь, ни один просчёт, ни одно опоздание и ошибку, она равнодушно поставила крест на моей карьере и пошла налить себе чашечку чая.

— М-н-н, — сдвинув на кончик носа очки и монотонно кивая головой, как старый филин, читала Тертицкая её заявление, что как завкафедрой должна была подписать. — Какая похвальная тщательность, Елена Петровна, — подняла она на стоящую рядом с её столом и меланхолично побрякивающую ложечкой о стенки чашки Калугину. — Как вы, оказывается намучились с этой разгильдяйкой.

— Да не говорите, — согласилась та, ничуть не гнушаясь тем, что я стою рядом. — Вот так возьмёшься по доброте душевной, тянешь на себе, а потом ещё за неё расхлёбывай.

— Не могу не согласиться, особенно про вот эту вашу душевную доброту, — оглушённая, парализованная, совершенно размазанная происходящим, я с трудом понимала издевается она над ней или говорит искренне. И унизительнее всего было слушать как они говорят обо мне, обращая внимание не больше, чем на пустое место.

— Что у нас в этом семестре осталось? Лекции по кольпоскопии? — заглянула Тертицкая в изрядно потёртую тетрадь. — Сколько тут часов? — отодвинулась она чуть не на вытянутую руку, ткнув пальцем.

— Семьдесят два, — слегка склонившись, ответила Калугина.

— Угу, — кивнула та и повернулась к монитору.

— Так я могу идти? — положила ложечку на блюдце Калугина.

— А я вас разве держу? — удивилась Тертицкая.

— Ну-у, вы не подписали, — позволила она себе ткнуть ноготком в свою писанину.

— Да?! — удивилась Тертицкая. — Проклятая старость, — перевернула бумагу, поставила размашистую подпись. — Ну а вы что стоите, милочка? — первый раз посмотрела на меня. — Что молчите?

— А я должна что-то сказать? — горько усмехнулась я.

— Не должны. Но, мне кажется, могли бы.

— Могла бы, но не буду, — пожала я плечами.

— Это правильно, быть унижаемым — это одно, а вот унижаться — совсем другое. — Ничего не отразилось на её лице. Я могла только догадываться, что она хотела сказать. — Не смею вас больше задерживать, — она равнодушно взялась за «мышь» и уставилась в экран монитора.

И не сказать, чтобы я топталась в нерешительности, сомневаясь уходить ли мне. Хотя то, что меня лишат университета, ударило куда больнее, чем увольнение из клиники. Но мне нужны были результаты анализа того, кто решил втоптать в грязь мою жизнь. И пока я их не получу, я не собиралась уходить. Только хотела дождаться, когда свалит на лекцию эта лицемерная овца Калугина.

— Сейчас уйду. У меня к вам вопрос, если позволите. Наедине.

— Присядь тогда, я тут немного занята, — равнодушно кивнула она на стул.

Она сосредоточенно смотрела в монитор, усердно щёлкая мышью. Вот только в отражении зеркала, что висело у неё за спиной, я прекрасно видела, что она «занята» складыванием пасьянса. И она прекрасно видела, что я это видела.

Спустя несколько минут усердного щёлканья, судя по взметнувшимся на экране фейерверкам, она оглушительно победила и, словно закончив важное дело, крикнула:

— Лена!

— Да, — высунулась из-за своего монитора Калугина.

— Твою ставку за научную работу я сняла. Семьдесят два часа кольпоскопии расписала в свободные окна в твоём расписании. И обратила внимание, что у этой непутёвой Лейман помимо лекций довольно загруженный учебный план, так что часы в госпитале тебе тоже придётся сократить — работа со студентами превыше всего, сама понимаешь.

— Ничего я не понимаю, — выросла та над стулом как ядерный гриб, поднявшись. — Не буду я вести ни эти часы, ни эти занятия. Ещё и бесплатно! — взвизгнула она.