Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

«Мы сто раз успеем обернуться», — сказала Мирьем, да так уверенно, точно им с Сергеем только и дел что прогуляться от городской стены к домику. Но по-настоящему она ничего такого не думала. Я сперва решил, что, наверное, она глупая: откуда ей вообще знать, выйдет она наружу или нет? Но потом-то я сообразил, что никакая она не глупая, и это она говорит не взаправду. Когда мы отправились наверх собирать вещи, Мирьем подошла к нам и сказала Сергею: «Спасибо. Но тебе необязательно торчать под городской стеной. Слезешь с повозки, просто отсидись за деревьями у обочины, а я тебя после найду. Если смогу».

Вот я и догадался, что она это не взаправду. Она тоже не знает, выйдет она или нет. Она рада, что Сергей вызвался: не хочет, чтобы ее отцу еще раз досталось. И она понимает, что отец-то отсидеться за деревьями нипочем не согласится. Когда она сказала Сергею, чтобы он за деревьями сидел, я тоже обрадовался. Но Сергей поглядел на нее и ответил: «Я возле стены подожду. Вдруг какая помощь понадобится».

Мирьем руками всплеснула и говорит ему: «Если мне помощь понадобится, то очень серьезная. А если не понадобится, то и ждать незачем».

А Сергей только плечами пожал: «Сказал же, подожду». Дескать, так тому и быть, и никак иначе. Он там собрался караулить Мирьем, а вместо нее кто угодно может вылезти: хоть Зимояр, хоть царь, а хоть бы и просто стража с мечами. Те стражники, что пришли в дом и увели Зимояра, были все как на подбор рослые и крепкие, как Сергей, но у них еще мечи и тяжелые доспехи — такие поди проткни. Может, стражники — это немного лучше, чем Зимояр или царь, но вот именно что немного. Не хочу, чтобы Сергея убили — без разницы, кто его будет убивать. Я и Мирьем тоже не хочу, чтобы убили, но ее я пока плохо знаю, поэтому я скорее не хочу, чтобы панова Мандельштам горевала. И я за панову Мандельштам и Мирьем переживаю, но за Сергея все-таки больше, потому что если его убьют, то мне самому придется горевать.

Измаялся я уже от боязни. Боюсь и боюсь все время, без передыху. Я даже раньше не понимал, до чего сильно все это время боялся, пока не перестал ненадолго нынче утром. Как Ванда принесла это волшебное письмо от царя, я решил было, что все закончилось, что мне в жизни больше бояться не придется, что не надо теперь бояться стольких вещей. И это так было замечательно, так я радовался. А сейчас я опять боюсь.

Но я тут не виноват. Виноват Сергей: сам же не захотел прятаться за деревьями. Я сидел в повозке, панов Мандельштам погонял, а я глядел вслед Сергею, как он сходит с дороги и идет меж деревьев, но не чтобы спрятаться, а чтобы пройти до дальней окраины страхолюдского города. Я глядел, пока не потерял Сергея из виду. Тогда я улегся на дно повозки и приткнулся к мешкам. Мешки больше не притворялись, что они Мирьем, поэтому панова Мандельштам укрыла плащом вместо них меня и позволила положить голову на мешок, как на подушку. А я сунул руку в карман, где лежал матушкин орех, и сказал себе, что все наладится. Мы доберемся до хижинки, и Сергей вернется, а матушка вырастет и тоже будет с нами. И мы заживем все вместе.

По городу повозка еле тащилась из-за толкотни, зато по дороге лошадки припустили во всю прыть. До чего чудно было ехать по дороге без снега. А снега совсем нигде не осталось. Кругом копошилось всякое зверье: и белки, и птицы, и олени, и кролики. Они все весело бегали и скакали, потому что настала весна, и щипали травку, и грызли листья и желуди. На радостях они и от людей не прятались. Даже кролики только поглядывали на нас с обочины и опять принимались за еду: до того оголодали, что позабыли трусить. Я смотрел на зверей, и на душе у меня делалось хорошо. Получается, мы и им тоже помогли. Это как Ванда тогда сказала, что в нашем доме мы всех будем кормить. И зверушек мы будто бы тоже накормили.