Клеймо - Сесилия Ахерн (2016)

– Ничего, я понимаю. Но я постараюсь тебя убедить. Вот сведения, которые ты просила достать. – Она схватила рюкзак с таким видом, словно отправлялась навстречу приключениям. – Я скоро, очень скоро снова свяжусь с тобой.

– Детей с собой берете? – спросила я.

Что-то блеснуло в ее глазах, напускная отвага дрогнула.

– Сейчас им безопаснее с отцом. Удачи, Селестина.

Я просмотрела статьи Лайзы Лайф, которые Пиа оставила на столе. То и дело я натыкалась на свои же собственные высказывания, на свои слова, в кои-то веки не выхваченные из контекста и не искаженные. Перечитав все это, я сообразила, что все эти слова от меня слышал только один человек… Пиа.

Пиа и есть Лайза Лайф.

– Я думала, вы меня ненавидите, – сказала я.

Она грустно улыбнулась мне:

– Было дело.

Ее честность достойна уважения, и я бы хотела показать ей, что я все поняла, я знаю, что она делает для меня. Прощаясь, я подумала: быть может, когда мы увидимся вновь, все будет позади, Креван уйдет.

– Если встретитесь по пути с Лайзой Лайф, передайте ей от меня сердечный привет и благодарность.

Она улыбнулась, видя, что я все поняла. На глазах у нее слезы. И она ушла.

26

– Уж не заболела ли Пиа? – спросила меня мама, когда я проходила мимо ее комнаты (дверь была открыта). – Как-то она сегодня на себя не похожа. В джинсах и ни одной нитки персикового цвета.

– Ага! – рассеянно ответила я, прижимая к груди папку со сведениями о Кэррике. Сердце грохочет: благодаря этой папке я уже словно оказалась совсем рядом с ним.

Я останавливаюсь в дверях и смотрю, как мама снимает через голову свитер и бросает его на кровать. Вся кровать завалена одеждой, словно мама вывернула на нее свой гардероб, только это не ее вещи, у нее таких никогда не было, и на каждой все еще висит магазинный ярлык.

– Что ты делаешь?

– Примеряю обновки.

– Ты ходила по магазинам?

– Доставили заказ, пока вы с папой были в участке.

Я вошла в комнату и начала перебирать вещички. Что-то меня смущало – что-то с этой одеждой было не так, но я никак не могла понять что. А потом сообразила: это не мамины вещи, они не ее цвета, они не того покроя.

– А по правде? Что ты задумала?

Мама со вздохом напялила красную футболку, прикрыв свой подтянутый живот.

– Пробую новый имидж.

Тут у меня челюсть отвисла. Да, конечно, мама чуть ли не каждый день пробует новый имидж, она же модель, но это на работе, а дома, в личной жизни, давно выработала свой собственный имидж и его придерживается. В нем все отточено и рассчитано до миллиметра, каждая деталь безошибочно и безукоризненно несет весть миру. И в этом мама тоже – идеал для многих. Ее наряды безупречны, все точно сидит по фигуре, подчеркивает ее прекрасные формы, цвет подобран в гармонии с нарядами всей семьи, покрой, где уместно, дерзкий, где нужно, скромный. Что называется, и в пир, и в мир.

Она натянула драные джинсы и пару потертых бутс – новых, они продаются в таком виде. Очень клевые, но не к этим джинсам. Все эти прикиды друг с другом не сочетаются, мама в них точно клоун. Она посмотрела в зеркало, вгляделась в свое отражение так внимательно, что я не на шутку забеспокоилась.

Нынче не одна Пиа переменилась, мама тоже, и не только ее наряды. Выглядит она по-прежнему идеально, макияж без изъяна, прическа волосок к волоску, но… приглядевшись внимательнее, вижу, как полыхает в ее глазах ярость, как сурово сжаты челюсти и даже намек на морщину между бровей. Неужели и эта идеальная оболочка дала трещину?

– Мистер Берри с вами не связывался? – спросила я.

Мама подняла глаза, попыталась разгадать, к чему я клоню. Вряд ли получится: искусству напускать на себя непроницаемое выражение лица я училась у нее самой.

– После приговора – нет, – ответила она. – Насчет шестого Клейма мы с ним советоваться не стали, как ты и просила. Можешь не волноваться.