– Здесь нет секретов, – отвечает Том. – В случае моей смерти все переходит к Диане. В случае смерти Дианы все имущество в равных долях отходят вам, дети, и вашим супругам.

Я смотрю на Олли. Он как будто умиротворен.

– Никто не ожидает, что придется обсуждать такие вещи с семьей, – продолжает Том. – В глубине души мы все думаем, что будем жить вечно. А болезнь, надо признать, – довольно резкое пробуждение от иллюзий. – Том пытается рассмеяться, но голос у него срывается.

– Ох, папа! – Олли вскакивает и обнимает Тома. – Мне очень, очень жаль.

Том подается к Олли и на мгновение закрывает глаза. Это прекрасное мгновение.

Жаль только, что оно наступило не раньше, чем они обсудили содержание завещания.

39

ЛЮСИ

НАСТОЯЩЕЕ…

Странно снова оказаться у Тома и Дианы. Джерард строго-настрого запретил нам выносить что-либо, кроме личных вещей, но Нетти и Патрик были здесь вчера, и с тех пор уйма всего исчезло. Например, ваза, которая красовалась в фойе. Я не могу их винить. Из-за финансовых трудностей, которые мы испытываем, у меня может возникнуть соблазн самой взять вазу-другую. Я рада, что Олли не предложил. В последнее время он ведет себя странно, но я рада видеть, что он все еще тот честный человек, за которого я вышла замуж.

В библиотеке я наблюдаю, как он открывает фотоальбом, перелистывает несколько страниц и кладет его обратно, не глядя.

– Знаешь, нам не обязательно делать все это сегодня.

– Когда-нибудь мы должны это сделать, – говорит он. – Так почему не сейчас.

Я беру его за руку, веду к дивану и сажусь рядом.

– Олли. Поговори со мной.

Он закрывает глаза, потирая лоб большим и указательным пальцами.

– Так дом на меня действует… странно находиться тут без нее, правда? Не могу поверить, что ее больше нет.

– Я тоже не могу.

Он открывает глаза и смотрит прямо перед собой.

– У меня нет родителей. В сорок пять это не должно бы меня пугать, но мне страшно. И к тому же сестра знать меня не желает. – Он моргает несколько раз, словно обдумывая услышанное. – Ты все, что у меня есть, Люси. Ты и дети.

– Мы никуда не денемся, – говорю я ему.

Он смотрит на меня. И медленно кивает.

Я пытаюсь вообразить, какой будет наша жизнь сейчас, наша новая жизнь, теперь, когда мы разорены. Мне нужно найти работу. Старшим детям придется ходить после школы на продленку, а Эди – в ясли. Все будет по-другому, это точно. Но мы никуда не денемся.

Олли смотрит на меня.

– В последнее время ты выглядишь иначе. Твоя одежда не такая… безумная.

Я смотрю на свои черные джинсы, серую футболку и балетки без украшений. По переду рубашки ослепительными пайетками вышита Эйфелева башня, но, по моим меркам, это относительно простой наряд. У меня даже нет никаких аксессуаров для волос или украшений. Единственное украшение, которое я ношу, – это ожерелье, которое мне оставила Диана.

– Мой стиль… эволюционирует, – признаю я.

Олли улыбается.

– Такое мама могла бы надеть.

Я улыбаюсь в ответ. Я не говорю ему, что у Дианы не было джинсов и она перевернулась бы в гробу, если бы услышала, что кто-то предложил ей надеть рубашку или футболку с пайетками. Его замечание, мол, в последнее время я предпочитаю более простые, более практичные наряды, вполне обоснованно. Как ни странно, Диана могла сыграть в этом свою роль.

Мы осматриваем еще несколько предметов, а потом решаем, что на сегодня хватит. Уже садясь в машину, я слышу хруст гравия на подъездной дорожке.

– Люси! Олли!

Мы разом поворачиваемся и видим, что к нам направляются Ахмед и Джонс. Я тут же перехожу в «режим повышенной готовности».

– Привет, – неуверенно говорю я.

Они приближаются. И они не одни. Рядом с Ахмедом – женщина в тренировочном костюме, и вид у нее далеко не дружелюбный. Она решительно останавливается в нескольких метрах от нас.