Каштановый человечек - Сорен Свейструп (2019)

Это не настоящая ее мама, но она велела называть ее так. А не Астрид. Тем более, когда они на прогулке. Она все еще помнит свою настоящую маму, и папу, и младшего брата. И каждый день мечтает снова увидеть их. Но мечта эта мучает ее. Поэтому она научилась делать так, как ей говорят, до того дня, когда ей удастся сбежать. Что она делала много раз и наяву, и в своих фантазиях. И все же сейчас, когда она внимательно наблюдает в окно за происходящим у гаража, в ней пробуждается смутная надежда.

А началось все, наверное, несколько дней назад, когда не приехал тот человек. Мама вообще уже упаковала все вещи и наказала ей быть в полной готовности и ждать на той самой табуретке, на которой она сейчас и сидит. Но он не приехал. Ни на следующий день не появился, ни через день. И никто даже не позвонил. Мама нервничала и беспокоилась гораздо заметнее, чем прежде, и когда будила ее сегодня утром, по ее голосу она догадалась что та приняла решение.

А может, и хорошо, что они уедут отсюда. Уедут из ненавистного ей дома прочь от этого мужчины с его видеокамерами, что постоянно следят за нею. Но вот вопрос – куда и зачем? Вдруг там будет еще хуже? Впрочем, девочка не додумала эту мысль до конца, и значит, не она порождает надежду. Может быть, полоска дневного света в открытой двери или то, что мама все никак не приходит…

Она осторожно ставит ноги на пол и поднимается, не отрывая взгляда от гаража. А вдруг это ее последний шанс?! В углу кухни под самым потолком мигает красный свет купольной камеры видеонаблюдения, и, медленно переставляя ноги, она начинает двигаться к двери.

127

Нюландеру жутко неприятно торчать на опушке леса вместе с немецкой опергруппой где-то в Северной Германии и ждать скорого сообщения, находится ли Кристине Хартунг в этом маленьком деревянном домишке или нет. При этом он никем не руководит и ничего не контролирует. И так продолжается уже несколько дней, начиная с прошлой пятницы, когда у него словно ковер из-под ног выдернули. И ведь унизили его, ко всему прочему, при всем честном народе. Через сотрудницу пресс-службы управления, ту самую, которую он вообще-то собирался собственноручно возложить на кровать в гостиничном номере, начальство велело ему поднять белы руки и признать ошибочность выдвинутых ранее в ходе следствия версий. А также, разумеется, воздать похвалы Хессу и Тули́н за успешное раскрытие преступлений.

В глазах Нюландера начальство с тем же успехом могло предложить ему отрезать себе яйца и прибить их гвоздями к фасаду Копенгагенского управления полиции. Тем не менее он подчинился приказу, и затем ему оставалось только наблюдать, как его люди вместе с криминалистами разбираются в оставленных Генцем бумагах и записях, пытаясь разыскать следы дочери Хартунгов, дело которой он же самолично и похоронил перед стрекочущими камерами за несколько дней до этого.

Вот почему Нюландер теперь чувствует себя полностью вымазанным дерьмом. Но все-таки он прибыл сюда в составе кортежа из трех автомашин, стартовавшего сегодня совсем ранним утром от стен управления. Уже очень скоро обстановка разрядится. И он пока не знает, будет ли нанесен ему смертельный удар. Если Кристине Хартунг нет в доме, ущерб его репутации будет столь незначительным, что на него вполне можно будет закрыть глаза. А само ее дело, по-видимому, так и останется загадкой, и благодаря этому ему не составит труда навесить немного лапши на уши журналистам. Но если Кристине Хартунг находится в доме, тогда да, тогда разверзнется ад. Если, конечно, ему не посчастливится свалить вину на кого-то другого. И железный аргумент у него припасен: заблуждения его вполне понятны и объясняются тем, что кто-то – а вовсе не он – в свое время совершил фатальную ошибку, назначив такого психа, как Генц, на столь значимую должность.