Вкус пепла - Камилла Лэкберг (2011)

О другой смерти он старался не думать. С той самой минуты, как ему сообщили о гибели Моргана, он гнал от себя мысли о сыне. Мозг словно отказывался воспринимать эту жестокую истину, но безжалостный свет в камере вызывал перед его мысленным взором картины, которые он изо всех сил старался не допускать до своего сознания. И все-таки в его голову закралась злая мысль: а вдруг это ему наказание? Но он быстро ее отогнал. Он же не совершил ничего плохого. За прожитые годы ему случалось кого-то полюбить, и кто-то любил его. Так бывает, и так должно быть на свете. Альтернатива казалась так ужасна, что он даже боялся себе это представить. Конечно же, это была любовь.

Он понимал, что никогда не был для Моргана хоть сколько-то хорошим отцом. Это было слишком трудно. С самого начала сын рос таким, что его трудно было полюбить, и он часто восхищался Моникой за то, что она оказалась способна преданно возиться со столь неласковым, несимпатичным ребенком, каким уродился их сын. Затем его пронзила еще одна мысль: вдруг они представят дело так, будто он посягал на Моргана? Все в нем перевернулось. Ведь Морган — его сын, его плоть и кровь! Он знал, что они так и скажут. Но это будет только лишним доказательством их ограниченности и низости. Ведь это же совсем не одно и то же! Любовь между отцом и сыном и любовь между ним и кем-то еще — это же совершенно разные вещи!

Однако он все-таки любил Моргана. Он знал, что Моника не верит, но это было так. Он только не умел найти к нему подход. Все его попытки Морган отвергал, и он иногда даже думал, не ведет ли Моника исподтишка тонкую политику, чтобы не допустить его сближения с сыном, желая, чтобы тот принадлежал ей одной, тянулся бы только к ней. Кая она ловко отстраняла от сына, и хотя бранила его и обвиняла, будто он не интересуется ребенком, Кай знал, что в душе именно это ее устраивает. И вот он опоздал, теперь уже ничего не изменишь!

Под металлическим светом, лившимся из стеклянной трубки, он лег бочком на пол и свернулся в позе нерожденного младенца.

Судебно-медицинские эксперты в телевизоре за сорок пять минут управились с тремя делами. Они представили все как что-то совершенно не сложное, но Патрик прекрасно понимал, что на самом деле это не так. Однако он все же надеялся, что от Педерсена уже завтра придет ответ по поводу золы на курточке Лиама и комбинезончике Майи.

Начался разбор следующего дела. Полулежа на диване, Патрик лениво смотрел на экран и чувствовал, как его понемногу одолевает сон. Постепенно разные детали стали доходить до его сознания; он выпрямился и напряг внимание. Это расследование происходило в США много лет тому назад, но его обстоятельства показались Патрику какими-то раздражающе знакомыми. Он поспешил нажать кнопку записи, мельком понадеявшись, что не сотрет нечаянно какой-нибудь из мыльных сериалов, которые смотрит Эрика. Иначе конец семейному спокойствию. Именно в таких случаях его милая подруга жизни начинала грозить, что возьмется за старые ржавые ножницы.

Судебно-медицинский эксперт, проводивший анализы под пристальным взглядом камеры, пустился в пространные и подробные объяснения. Он показывал диаграммы и снимки, чтобы с их помощью как можно точнее объяснить ход следствия, и Патрик без труда понимал логику его рассуждений. В мыслях что-то начало проясняться, и он на всякий случай проверил, стоит ли на экране значок, показывающий, что идет запись. Ему необходимо просмотреть это еще раз.

Прокрутив запись трижды, он почувствовал полную уверенность. Однако кое-что требовалось еще освежить в памяти. Понимая, что дело не терпит отлагательства, он с пробудившейся энергией на цыпочках вошел в комнату Эрики. Рядом с ней спала Майя, и он понял, что дочку оставили тут в награду за то, что днем она была умницей и так хорошо спала в коляске.

— Эрика, — позвал он шепотом и тихонько потряс ее за плечо.

Он страшно боялся разбудить Майю, но ему было совершенно необходимо поговорить с Эрикой.