Игра в ложь - Рут Уэйр (2018)

Не знаю, что именно. Видела только, как вытянулось лицо Кейт. Люк поднялся так резко, что стул рухнул, и нанес мощный удар остряку между глаз. В Люке словно пружина лопнула. Парень упал, из носа хлынула кровь. Люк навис над ним и с невозмутимым видом стал наблюдать, как страдает его обидчик – словно это и не он свалил парня.

Кто-то подсуетился – позвонил Амброузу. Он ждал нас из паба, раскачиваясь в кресле-качалке; добродушное лицо застыло. Когда мы вошли, Амброуз встал.

– Папа… – начала Кейт, не дав Люку заговорить первым, – Люк не виноват. Он только…

Резким движением головы Амброуз прервал ее объяснения.

– Кейт, с Люком я сам поговорю. Один на один. Люк, идем в комнату.

Дверь спальни Люка закрылась. Как ни старались, мы не могли разобрать слов – слышали только, что разговор идет на повышенных тонах. Амброуз явно упрекал, Люк – умолял. Вскоре в его голосе стали проскальзывать угрожающие ноты. Мы сидели в гостиной, у огня, тесно прижавшись друг к другу, хотя вечер выдался теплый, и ни в объятиях, ни в огне необходимости не было. Когда голоса стали громче, Кейт забила крупная дрожь.

– Вы не понимаете! – донеслось со второго этажа.

Голос принадлежал Люку. Что меня потрясло – так это недоверие, смешанное с яростью. Ответных слов Амброуза я не разобрала, но по тону было понятно: Амброуз терпеливо успокаивал Люка. А потом раздался грохот – Люк швырнул в стену что-то тяжелое.

Наконец Амброуз спустился в гостиную. Один. Весь всклокоченный, словно неоднократно запускал пальцы в свои жесткие, как проволока, волосы. Лицо у него было изможденное. Он сразу потянулся к бутылке без ярлыка, хранившейся под раковиной, налил и залпом осушил полный стакан, после чего почти повалился в кресло.

Кейт встала, но Амброуз лишь качнул головой, угадав, о чем она сейчас попросит.

– Лучше не надо. Он не в себе.

– А я все-таки поднимусь, – упрямо сказала Кейт.

Когда она проходила мимо, Амброуз свободной рукой поймал ее за запястье. Кейт остановилась, посмотрела на отца сверху вниз.

– Что? Что такое?

Я замерла, с ужасом ожидая, что сейчас Амброуз взорвется, закричит на Кейт, как мой отец, бывало, кричал на Уилла, сочтя, что тот дерзит: «Ах ты негодяй! Да твой дед меня палкой поколотил бы за такое поведение! Я говорю: слушайся – значит, ты должен слушаться!»

Амброуз не сорвался. Не накричал на Кейт. Вообще ни слова не проронил. Да, он сжимал ее запястье – но так нежно, так бережно, что я поняла: вовсе не этот жест удерживает Кейт от того, чтобы исполнить задуманное.

Кейт вгляделась в отцовское лицо. Ни она, ни Амброуз не шевелились, однако Кейт словно что-то прочла в его глазах – что-то нам недоступное – и вздохнула, освободив руку.

– Ладно.

Было ясно: все, что Амброуз пытался донести до дочери, она поняла без слов. Наверху Люк опять бросил в стену что-то тяжелое. От грохота мы подскочили.

– Мебель крушит… – выдохнула Кейт, сев на диван. – Папа, это невыносимо!

– Разве вы не можете остановить его? – пропищала Фатима, глядя на Амброуза огромными глазами, изумляясь: как это – Амброуз, и вдруг не может?

Амброуз покачал головой:

– В таких случаях лучше не вмешиваться. Впрочем, я бы все равно не сумел утихомирить Люка. Бывает, девочки, такая боль, которую не уймешь. Ее только выплеснуть можно. Вот пускай Люк и выплеснет. Хотя зря он…

Амброуз принялся тереть лоб, а когда отнял руку, ему легко можно было дать все его сорок пять, и ни днем меньше.

– Зря он свои вещи ломает. У него и так добра негусто. Хочет мне боль причинить – а мучает себя. Что в пабе случилось, а, девочки?