Убийство на водах - Иван Любенко (2013)

– Я никогда не слышала эту легенду. История и впрямь печальная.

– И все-таки вы не ответили на мой вопрос: могу ли я надеяться еще на одно свидание?

– Да, – тихо вымолвила она. – Но пусть оно пройдет именно там.

– Там? Вы готовы отправиться туда?

– С вами хоть на край света, – проговорила она и кокетливо уставилась на собеседника.

– Но когда же, душа моя?

– Всему свое время.

– Помилуйте, свет мой, но…

– Не торопите меня, – капризно попросила дама. – Подождем, пока он не будет нам мешать… А сейчас мне пора.

– Вы позволите проводить вас?

– Ни за что.

– Ce que femme veut, Dieu le veut[33], – он поднес к губам затянутую в митенку руку, и стал нежно целовать тонкие, почти детские пальцы.

– Ах, будет вам, несносный мальчишка!

– Милая моя!

Она засмеялась и пропела слова из старого популярного водевиля:

– Я пришлю вам бильеду́[34] и назначу рандеву!

Выдернув руку, madame выпорхнула из беседки.

– Эй, человек! – Синий кирасир щелкнул пальцами, и официант тотчас же вырос перед его глазами. – Послушай, любезный, а сбегай-ка за пролеткой, – небрежно роняя на стол купюры, выговорил он.

– Сию минуту! А куда изволите?

– На Георгиевскую.

«И зачем же ты туда собрался? – озадаченно подумал Лещ. – Никак, сокровища надумал пересчитать? Добро, ежели бы так. Ладно, друг ситный, разберемся».

Дождавшись, когда Синий кирасир отъедет, Лещ нанял первого попавшегося извозчика и отправился следом. Старый фиакр, отживший свой век еще лет двадцать назад, трясся по мостовой, едва поспевая за лихими дрожками картежного мастера. Стоило миновать железнодорожный вокзал, как дорога и вовсе испортилась: на смену булыжнику пришел обычный земляной грунт. Вдоль Пушкинской, Шереметевской и Толстовской улиц высились двух– и трехэтажные дачи, обнесенные белокаменными заборами. Внутри каждого частного санатория шумели листвой фруктовые деревья. В их кронах прятались жаворонки и громко пели гимн лету. Пахло спелой вишней и хризантемами. Издалека ветер доносил звонкую трель электрического трамвая.

Совсем скоро благородные дома для состоятельных отдыхающих сменились одноэтажными особняками с флигельками, которые тоже сдавались внаем. В самой глубине Ребровой балки картина все больше походила на тихую станичную жизнь: крытые камышом хатки-мазанки, протяжное мычание коров, важные, под стать городовым, гуси, нехотя уступающие дорогу лошадям, и мирно дремлющие на завалинках коты. Блеклые, выбеленные известью домишки словно вросли в дорогу, а из узких окон выглядывали глиняные горшки с цветущей геранью.

В самом конце улицы пролетка остановилась. Расплатившись, пассажир спрыгнул с подножки и прошел в калитку. Лещ тоже отпустил извозчика. Прокравшись вдоль покосившегося плетня, он забрался на лежащий рядом камень и легко перемахнул через ограду. На его счастье, собаки во дворе не было. Вытащив из кармана нож, варнак вошел внутрь. Тихо ступая, он приблизился ко второй двери, которая оказалась незапертой. Стараясь не дышать, Елагин приник к щели. Неожиданно тупая боль пронзила затылок, а голова будто провалилась внутрь туловища. Стало темно, будто медным гасильником накрыли свечу.

…Сознание к Сашке возвращалось постепенно: сначала перед глазами возникла светлая полоса, потом, будто попав в луч синематографа, на белом экране появилась тень, принадлежавшая какому-то человеку, который сидел на стуле и курил папиросу. Вдруг он поднялся и подошел ближе. Наклонившись, незнакомец выпустил в Леща облако дыма и присел на корточки.

– Синий кирасир, – еле шевеля губами, прошептал Елагин и попытался встать, но не смог – его руки и ноги были крепко привязаны к деревянному креслу, а в голове будто вертелось тяжелое чугунное ядро.