Если я останусь - Гейл Форман (2012)

Но я также знаю, что иногда Адаму просто необходимо сделать что–то эффектное. Он обожает яркие жесты. К примеру, две недели копить деньги с чаевых за развозку пиццы, чтобы повести меня на концерт Йо–Йо Ма, вместо того чтобы просто предложить встречаться. Или целую неделю украшать мой подоконник цветами, когда я заразилась ветрянкой.

Теперь Адам сосредоточился на новой идее. Я не знаю, какой у него план, да это и неважно — главное, чтобы он вышел из того ужасного оцепенения, в которое погрузился за дверью моей палаты полчаса назад. Мне уже знакома эта его сосредоточенность. Таким он обычно становится, когда сочиняет новую песню или пытается убедить меня сделать то, чего я не хочу. Например, пойти с ним в палаточный поход. В такие минуты может происходить что угодно — пусть даже метеорит упадет на землю, Адам не откажется от своей затеи.

Насколько я могу судить, планирует он старейший больничный трюк, заимствованный из фильма «Беглец», который мы недавно смотрели с мамой. Мне этот план кажется сомнительным, Ким тоже.

— Ты не думаешь, что медсестра может узнать тебя? — спрашивает Ким. — Ты же на нее наорал.

— Она не сможет меня узнать, если не увидит. Теперь я понимаю, почему вы с Мией не разлей вода. Парочка Кассандр.

Адам никогда не встречался с миссис Шейн и не понимает, что намеки на мнительность Ким — повод для ссоры. Ким сердито хмурится, но потом, видимо, сдается.

— Может, этот твой дебильный план сработает лучше, если мы хотя бы будем видеть, что делаем.

Она роется в сумке, вытаскивает мобильник, который мама всучила ей лет в десять, — Ким называет его «детская противоугонная сигнализация» — и включает экран. Квадрат света чуть рассеивает темноту.

— Вот это уже больше похоже на умницу, которую нахваливает Мия, — говорит Адам и включает собственный телефон. Теперь комнатка тускло освещена.

Увы, свет озаряет ворох веников, ведро и пару швабр, но здесь нет никакой одежды, на которую надеялся Адам. Если бы я могла, то сообщила бы им, что в больнице есть комнаты со шкафчиками, где врачи и медсестры оставляют уличную одежду и переодеваются в медицинскую форму или лабораторные халаты. Единственный общебольничный наряд, какой можно найти — это те самые сомнительного вида сорочки, в которые тут облачают пациентов. Адам, пожалуй, мог бы нацепить такую и неузнанным проехать по коридорам в кресле–каталке, но вряд ли подобная уловка поможет ему попасть в мою палату.

— Вот черт, — вздыхает Адам.

— Мы можем попробовать еще, — вдруг решает поддержать его Ким. — Здесь не меньше десяти этажей. Наверняка есть другие незапертые кладовые.

Адам садится на пол.

— Нет, ты права. Это глупо. Нужно придумать план получше.

— Ты мог бы изобразить передозировку наркотиков или что–нибудь еще, чтобы тебя поместили в реанимацию, — предлагает Ким.

— Это же Портленд. Тут здорово повезет, если с передозом хотя бы отвезут в пункт первой помощи, — возражает Адам. — Нет, я теперь думаю об отвлекающем маневре. Ну, устроить что–нибудь типа пожарной тревоги, чтобы все медсестры выбежали оттуда.

— Ты действительно думаешь, что огнетушители и паника среди медсестер принесут Мие пользу? — спрашивает Ким.

— Ну, не тревогу, но что–то такое, чтобы все отвернулись на полсекунды, а я бы тихонько просочился внутрь.

— Тебя тут же обнаружат. И выкинут пинком под зад.

— Неважно, — отвечает Адам. — Мне бы всего секундочку.

— Зачем? В смысле, что ты сможешь сделать за одну секунду?

Адам на мгновение умолкает. Его глаза, обычно серо–буро–зеленые, темнеют.

— Так я смогу показать ей, что я здесь. Что хоть кто–то еще здесь.