Могила в горах - Ханс Русенфельдт, Микаэль Юрт (2019)

Первая Эллинор жила на Грёнвиксвэген, 107, в районе Ноккебю. Ванья ввела адрес в навигатор: она не могла припомнить, чтобы когда-либо бывала в Ноккебю. В транспортных пробках по пути она размышляла, как лучше подступиться к этим женщинам. Говорить, что она из полиции, нельзя, это, по крайней мере, ясно. Но что же говорить? Как можно меньше, решила она, сворачивая с дороги и паркуясь на расположенных почти полукругом парковочных местах, перед стоящими под углом друг к другу серовато-белыми многоквартирными домами. Приближаясь к дому 107 по асфальтированной дорожке между домами, Ванья увидела вдали полоску мрачно-серой воды. По виду полоска напоминала канал, но Ванья предположила, что это, должно быть, часть озера Меларен. Входная дверь из металла и стекла была заперта. Ванья посмотрела на домофон. Бергквист, второй этаж. Она нажала на фамилию Левин, этажом выше, сказала, что ей надо передать цветы для Бергквист со второго этажа, но что там никого нет дома, и спросила, нельзя ли ей войти и повесить букет на ручку двери? Очутившись на прохладной лестнице, она решила подняться пешком. Оказалось, что Бергквист живет в квартире сразу налево. Ванья позвонила. Ей открыла женщина лет тридцати пяти. На заднем плане слышались крикливые голоса каких-то мультперсонажей. У открывшей дверь женщины были собранные в высокий хвост каштановые волосы, скромные золотые сережки и тщательный, хотя и не только что наложенный макияж. Она была в светлой свободной блузке, в костюмной юбке и колготках. Ванья предположила, что женщина забрала детей по дороге с работы и только что пришла домой.

– Эллинор Бергквист? – поинтересовалась Ванья, когда женщина вопросительно посмотрела на нее, явно слегка нервничая.

– Да.

– Меня зовут Ванья Литнер, – сказала Ванья и замолчала в ожидании реакции.

Фамилия у нее необычная, и если женщина перед ней замешана в событиях вокруг ее отца, потребуется много усилий, чтобы совсем не отреагировать. Ванья внимательно вглядывалась в нее. Она хорошо умела улавливать мелкие признаки, подмечать нюансы, моргание, перемену позы. У стоявшей перед ней женщины она не обнаружила ничего, кроме неподдельного удивления.

– Да?

– Вальдемар Литнер – мой отец, – продолжила Ванья, но вновь замолчала. Ждала и наблюдала.

– Но, простите, что вам, собственно, надо?

Из квартиры послышались вопль, крик «мама!», сообщение, что Хуго дерется, и немедленное опровержение: «Линнеа все врет!»

– Сейчас иду! Прекратите! – прокричала женщина вглубь квартиры и снова повернулась к Ванье.

– Вы имели какие-нибудь дела с Вальдемаром и мужчиной по имени Тролле Херманссон?

– Нет. Я не понимаю, о чем вы говорите.

Теперь в глазах и голосе напряжение, но, вероятно, в основном потому, что Линнеа громко оповестила всех, какой дурак Хуго, переключивший канал. Первая Эллинор оказалась не той Эллинор, в этом Ванья убедилась.

– Извините, значит, мне дали неправильный адрес, прошу прощения, – проговорила она, отступая на шаг назад.

Женщина лишь кивнула и захлопнула дверь. Снова послышался пронзительный вой, затем плач и голос Эллинор Бергквист, которая тоже ставила под сомнение умственные способности сына, поскольку тот для разрешения возникшего конфликта ударил сестру по голове пультом.

Ванья пошла вниз по лестнице. В Стокгольме остались две Эллинор. По стране – двадцать. Впрочем, ей не к спеху.

В США она все равно не едет.

Мехран доехал по синей линии до остановки «Фридхемсплан». По прямой, пересаживаться ему нигде не требовалось. Магазинчик находился при станции метро, это он знал, но точно не помнил, каким следует воспользоваться выходом. Он не был там десять лет и понял, что не может полагаться на воспоминания детства. То, что представлялось пятилетнему мальчику огромным расстоянием, теперь оказалось отрезком длиной метров сто, не больше.