Инкубийственные тайны - Смирнова Ирина

Все пятеро рахса-канов сгруппировались, образовав круг, лицом к странным тварям. Да, их связали так хитро, что ни пошевелить руками, ни встать с колен не получалось, но стоять вот так, плечом к плечу, было привычно и поэтому спокойнее. В середине этого круга находились два тихса-кан, оберегать которых считалось основной задачей всех воинов храма.

Аусваинг, вызвавший страшилищ, сидел на жертвенном камне, скрестив ноги, и с интересом наблюдал за людьми. Как будто выбирал, причем прислушиваясь к каким-то своим внутренним чувствам и ощущениям.

— Элифаирабтизак! — прогремело над развалинами храма, оповещая, что выбор сделан. И страшные старушки разбежались в разные стороны, разлетелись воронами, взмыли в небо и исчезли.

А аусваинг, спрыгнув с камня, подошел и, раздвинув круг из пятерых связанных людей, завис над еще не совсем пришедшим в себя Кнеком. С сомнением оглядел его, потом перевел оценивающий взгляд на стоящего рядом Азмирка. Снова посмотрел на Кнека. Презрение на его страшной морде было написано большими яркими буквами.

Подошедший следом один из жрецов приподнял застонавшего мальчишку одной рукой, когтем на пальце перерезал веревки и поставил Кнека на землю. Потом прицокнул с какой-то мерзко-противной ухмылкой и когтем же срезал с паренька всю одежду, с шорохом, лоскутками опавшую на землю. Тихса-кан, замерев от ужаса, мог лишь только приоткрывать рот, издавая странные полухрипы-полустоны.

Азмирк и два аусваинга смотрели на него почти с одинаковым выражением презрения на лице.

Еще один тихса-кан продолжал лежать в глубоком обмороке и не мог приободрить друга. Да, наверное, и не стал бы…

Время как будто остановилось, и только довольная жизнью пичужка в лесу продолжала петь свою песенку. Азмирк даже глаза закрыл, так не совпадали счастливые трели из леса, запах распускающихся цветов вокруг, смешивающийся с потом, кровью, гарью… и страшная в своей спокойной обыденности картина перед глазами. И если от вони войны и смерти избавиться полностью было нельзя, то смотреть на Кнека его точно никто не заставит!

— Посмотри на меня, — неожиданно произнес кто-то рядом.

Голос был приятный, с легкой хрипотцой и немного усиленной «р». Азмирк напрягся, догадываясь, что говорят это, скорее всего, ему.

Чтобы он не сомневался, тяжелая лапа хлопнула его по плечу. Не стой он уже на коленях — ноги бы подкосились. Решив не нарываться в последние минуты жизни, Азмирк приоткрыл один глаз. Страшная морда аусваинга нависала прямо над ним.

— Какому богу ты будешь молиться перед смертью? — выдохнули в него вопрос, и в нос шибанул запах сырого мяса, причем не первой свежести.

Аусваинг пристально смотрел на Азмирка, ожидая ответа. Чтобы их лица находились примерно на одном уровне, странному существу пришлось присесть на корточки, и все равно он возвышался над человеком, хотя юный рахса-кан никогда не считал себя хрупким и был довольно высок, по меркам людей.

Обдумывая ответ, Азмирк изучал сидящего напротив него монстра. Чернокоричневая кожа, обтягивающая гору мышц, лысая голова с огромными раскосыми глазами сине-зеленого цвета. Рога, острые и длинные, как у козлов при храме. А за спиной огромные кожистые крылья.

Четверо остальных рахса-канов с изумлением смотрели на своего товарища. Им не надо было столько времени, чтобы быстро выпалить: «Тевавору Мохесу».

И тут тот, кто тем более не должен был сомневаться в выборе бога, пролепетал: «Я буду молиться Великой Матери аусваингов, Майре Бойнейре. Ведь меня собираются принести в жертву именно ей…».

Аусваинг поднял взгляд на Кнека и хмыкнул, вложив в интонацию сразу очень много. И то, что, по его мнению, такой трус не достоин молиться его богине, и то, что ничего другого он не ожидал, и то, что…

Жрец из высших тоже хмыкнул, и тоже очень эмоционально. Но он хотел сообщить миру о своем разочаровании и о том, как он расстроен, но возражать против происходящего не видит смысла.