Московское время - Валерия Вербинина (2018)

Юра Казачинский расстелил на столе газету, открыл портфель и достал из него бутылку кефира. Следом была извлечена на свет булка – нежная, в меру румяная булка, источавшая восхитительный аромат. Нет на свете запаха лучше запаха свежеиспеченного хлеба.

За соседним столом Антон с тоской наблюдал за манипуляциями Юры. В глубине души он не признавал напитков слабее пива и даже чашку чая принимал с таким видом, словно ему предлагали лекарство. Но факт был налицо: Юра, отличный товарищ, храбрец и душа любой компании, пил кефир, пил даже молоко, не отказывался от простокваши – обычной, а также с ванилью и корицей, – и, прошу заметить, делал это совершенно добровольно.

Антон страдал. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он бы уже давно без обиняков высказал все, что думал о распивании кефира, молока и прочих полезных напитков. Видеть счастливого Юру с бутылкой без намека на алкоголь в одной руке и булкой в другой было невыносимо.

– Правильная еда, – промычал Казачинский в перерывах между глотками, – залог здоровья…

Антон мысленно застонал и отвернулся. Товарищ Сталин со стены глядел на него со свирепым прищуром. Хлопнула дверь, в кабинет без стука вошел Опалин.

– Юра… Нет, лучше ты, – повернулся он к Антону. – Я установил личность жертвы. Дуй по этому адресу. – Он бросил на стол перед Завалинкой листок. – Опроси соседей, родителей, дворника, управдома… всех. Договорись насчет опознания… ну, по обстоятельствам. Лучше, наверное, чтобы пришел отец. И еще: мне нужен подробный список вещей, которые были при жертве, когда ее видели в последний раз. Надо установить, что именно забрал «комаровец»… Окружение, друзья, враги, чем Елисеева занималась в последние дни, не было ли странностей – в общем, как обычно. Отдельно наведи справки о ее поклоннике – лет сорока, фамилия вроде бы на Р., служит в каком-то наркомате. И как бы между прочим поинтересуйся, почему девушка пропала на прошлой шестидневке, а в милицию до сих пор никто не заявил.

– Слушаюсь, – по-военному ответил Антон, влез в неприметное кургузое пальтишко, нацепил кепку, обмотался шарфом и шагнул за дверь, радуясь, что его пытке – сидеть и смотреть, как Юра пьет кефир, – пришел конец.

– Я сегодня позавтракать не успел, – извиняющимся тоном сказал Казачинский, словно Опалин требовал от него объяснения того, почему он ест на рабочем месте.

– Муж твоей пассии вернулся из командировки раньше срока? – спросил Иван, прищурившись.

– Нет, она косорукая просто. Яичницу пожарить и то не умеет.

– Кто же сейчас не умеет пожарить яичницу?

– Да много кто. Очень надо, если у тебя домработница, да раз в неделю приходят полотеры и так надраивают паркет, что мебель в нем как в зеркале отражается.

Надо же, какая интересная у Юры подруга. Только зря он старается, мелькнуло в голове у Опалина. Романы романами, но те, у кого имеются хоть малейшие привилегии, стремятся всерьез связываться только с равными себе – или же с теми, у кого таких привилегий еще больше.

– Как у Лизы дела? – спросил Опалин, меняя тему.

Оба знали, что Лиза неравнодушна к Ивану, но понимали, что со стороны последнего не стоит ждать даже намек на встречное движение. Когда Опалин перебрался на отдельную квартиру, в его прежней комнате поселилась Лиза, а ее брат, хоть и формально был там прописан, в основном жил у очередной своей любовницы.

– У Лизы все хорошо, – ответил Казачинский, допивая кефир и вытирая рот.

– Точно? Зинка ей не мешает?

– У нас бывали соседи и похуже, – отозвался Юра, пожимая плечами. – Лиза уже перестала внимание на них обращать. – Он подумал и добавил: – Знаешь, по-моему, Зинке и ее дочери просто нравится скандалить. Понимаю, почему ты оттуда сбежал.

И почему все думают, будто меня понимают, с раздражением подумал Опалин. Сделав несколько шагов по кабинету, он подошел к окну.

– Значит, по делу: два признака совпадают. Жертва убита ночью, ее душили руками.

– Мужчина?