Московское время - Валерия Вербинина (2018)

Однако большинство граждан не очень-то интересовались империями, будь те «красными», «коричневыми» или сугубо монархическими. Обывателей трясло. В воздухе веял ветер войны, они чуяли его и боялись. Их пугал недавний приказ о призыве некоторых категорий из запаса, они опасались за будущее, вспоминали предыдущую мировую бойню – и в начале сентября лихорадочно бросились делать запасы, что привело к колоссальным очередям. Молотову пришлось выступить по радио и разъяснить, что паника ни на чем не основана и что карточки на продукты вводиться не будут.

Очередей и в самом деле стало меньше – как язвил Василий Иванович, потому что кончились деньги и потому что новые покупки уже было некуда складывать. Вскоре пошла новая мода – поездки в свежеприсоединенные земли за дефицитными товарами. Именно об одной из таких поездок Миша Былинкин и говорил Нине в фойе кинотеатра «Колизей», что на Чистых прудах.

– Мне ничего не надо, – сухо ответила Нина. Она не могла отделаться от ощущения, будто в этих поездках было что-то от мародерства. Былинкин поглядел на нее с удивлением.

– Хорошо, как хотите, – сказал он, расплачиваясь за мороженое. – Я просто думал… может быть, подарить вам что-нибудь из пластинок Вертинского…

– Вертинского не надо, – поспешно сказала Нина. – Наш сосед его обожает, все его песни ставит…

– А, вот почему вы его не любите! – развеселился Миша. Но тут же Былинкина кольнула ревность, и он нарочито небрежно добавил: – Ваш сосед студент? Где он учится?

– Студент? – изумилась Нина. – Да нет, он старый уже…

У Былинкина отлегло от сердца. Во время сеанса он как бы случайно завладел рукой своей спутницы и уже не отпускал. Фильм считался комедией, действовали в нем идеально-образцовые люди, каких в жизни не встретишь, по главному герою – само собой, летчику – предсказуемо сохли обе героини, хотя рожа у него была как нечищеный сапог. Нина нахохлилась. Ей не нравилось, как Миша по-хозяйски держал ее за руку, но не хватало духу высвободиться. Ей не нравился фильм, оставляющий ощущение томительной фальши, в особенности потому, что двадцатидвухлетнего бравого летчика играл актер лет сорока, да еще и отчетливо «закладывающий за воротник». Пожалуй, только купленное перед сеансом мороженое было прекрасно, да еще мысль о возвращении домой, к родителям. Нина никогда об этом не говорила, но чем больше ей приходилось вовлекаться во внешний мир, тем сильнее ее тянуло закрыться в своей раковине и никого туда не пускать, кроме самых близких людей. Сзади хихикала и целовалась какая-то парочка, и хотя фильм был Нине не по душе, ее отчего-то сердило, что мешают смотреть.

– Как сходила в кино? – спросила Зинаида Александровна, когда дочь вернулась.

– Ужасно! – с чувством ответила Нина. – Совершенно бестолково провела время…

Василий Иванович, надев очки (с возрастом он стал хуже видеть), перечитывал свежий выпуск «Правды». Кукла, которую мать когда-то выиграла в издательской лотерее, важно сидела под лампой, взгромоздившись на груду прочитанных газет, которые Морозов теперь покупал каждый день.

– Что там? – спросила Нина на всякий случай.

Василий Иванович пожал плечами.

– Сошел с конвейера миллионный советский автомобиль. Обнаружены неизвестные автографы Пушкина…

– Про покушение на Гитлера больше не пишут? – спросила Зинаида Александровна с любопытством. Восьмого ноября Гитлера пытались взорвать в Мюнхене, но фюрер не получил ни царапины.

– А о чем писать? Жив и здоров… другое дело, если бы погиб. У-у, тогда было бы анафемски интересно. – Василий Иванович сложил газету. – Странно, о Финляндии ничего нет.

С начала ноября советская пресса высказывалась о сопредельной стране в крайне резком тоне, и это, по единодушному мнению читателей, означало неминуемый и скорый военный конфликт.

– Начнется война – напишут, никуда не денутся… Ужинать будешь? – спросила Зинаида Александровна у дочери. Нина кивнула.