Московское время - Валерия Вербинина (2018)

– Он фотограф был. Да какая разница? Залезли в квартиру, рылись в вещах, а тут хозяин проснулся. Ну и… драка со смертельным исходом. – Манухин закончил управляться с супом, повертел ложку и положил ее в пустую тарелку. – Еще немного, и я б выяснил, кто из местного жулья замешан. Но не дали же, с-суки. – Он коротко хохотнул, сузил глаза. – А снимки там некоторые – пальчики оближешь. Сразу видно, не только для газеты «Правда» снимал. Ха-ха-ха!

И, не сдерживаясь больше, заржал в голос.

– Мебель красного дерева, люстра – водопад хрустальный. – Опалин даже удивился – Манухин, да так поэтически изъясняется! – Надо будет как-нибудь к Спиридонову в гости наведаться, наверное, у него дома такая же мебель стоит. А чё? Тоже ж ведь фотограф…

– Ты мне дело отдашь? – настойчиво спросил Опалин. – Митяй, ты же знаешь, Николай Леонтьевич все равно распорядится передать дело мне.

Манухин тяжело вздохнул.

– Ты про Никитский бульвар? Это мой труп. С какой стати я должен его отдавать?

– Ты сам-то себя слышишь? – проворчал Опалин.

Манухин задумался. Потом все же буркнул:

– Да ну тебя. Что я такого сказал-то? А-а! Понял! Ну ты и язва, Григорьич… Слушай, подожди здесь. Кажется, мне мое второе наконец-то приготовили…

Он отошел и вскоре вернулся, любовно неся в правой руке тарелку с пюре и поджаркой в соусе, а в левой – стакан нежно-розового киселя.

– Хрен с тобой, Опалин, дело я тебе отдам. Но с условием: ты, когда Леонтьичу будешь докладывать, особо напирай на то, что личность жертвы я установил и вообще всячески вам помогал. Ясно?

– Разумеется, – пообещал Иван. – А зачем…

– Когда вы изловите своего шофера, я тоже хочу получить премию.

«Когда еще это будет», – подумал Опалин.

– А вещи жертвы? Ты проверил уже?

– Не успел. На меня тогда же фотограф свалился, я им и занялся в первую очередь.

– Даже соседей убитой по коммуналке не опросил?

– Какие еще соседи? – заворчал Манухин. – У нее квартира отдельная была. Да что ж ты за человек такой, Ваня?! Я тебе русским языком объяснил: за едой о делах не говорю, а ты все балаболишь да балаболишь…

Опалин не стал отвечать. Он видел, как Митяй, с одной стороны, тянет интригу и намеренно не сообщает подробности о жертве, но с другой – раз пообещал отдать дело, на его слово можно положиться. Такая уступчивость, впрочем, могла означать и то, о чем предупреждал Терентий Иванович: «комаровец» ухлопал кого-то важного и именно поэтому Манухин не прочь спихнуть расследование на чужие плечи.

Наконец невыносимый коллега Опалина доел свой обед, и опера поднялись на второй этаж, где находился кабинет Манухина. Дверь была заперта.

Манухин достал ключи, открыл дверь и махнул рукой.

– Заходи.

На столах и даже на полу громоздились коробки с какими-то вещами, газетные свертки с бумагами и фотографиями, а также ящики с неведомым содержимым.

– Это что? – спросил Опалин.

– Доманинское. – Манухин причмокнул так, словно у него ныл больной зуб.

– Ты что, все из квартиры сюда перетащил?

– Все бы не уместилось, – хладнокровно ответил Манухин, – мебель пришлось оставить, крупные вещи – тоже…

– А просто опечатать квартиру нельзя было?

Манухин усмехнулся.

– Я ж знал – дело у меня заберут, – признался он. – А если из квартиры вещи ценные пропадут? С кого первого спросят? С меня, ясен пень. А так – вещички на глазах, я работаю, выясняю, нет ли где лишних пальчиков, и так далее…

Он открыл сейф и достал оттуда не слишком объемное дело – насколько разглядел Опалин, с нижней полки. Следователи обычно забрасывают безнадежные дела на самую верхнюю полку, опера – на нижнюю. Примета не стопроцентная, конечно, но – не хуже любой другой.

– Садись на место Лепикова, – велел Манухин, – и пиши бумажку.

– Какую бумажку? – с неудовольствием спросил Опалин.