Московское время - Валерия Вербинина (2018)

– Оружие наготове держите, – напутствовал их Опалин. – Чем черт не шутит… поздно, народу на улицах немного… Может, след еще не затоптали. А может, вы и его самого найдете…

Спиридонов, мягко двигаясь по комнате, зажег все лампы.

– Скажите, Сергей Федотыч, вы будете заявлять насчет отвертки? – обратился Опалин к электрику, внимательно глядя на него.

– Нет, зачем же, – пробурчал Родионов.

– Хорошо, тогда просто в протокол занесем, откуда Пряничникова взяла отвертку, которой впоследствии ударила нападавшего. С остальным вы сами между собой разберетесь.

– Я могу идти? – спросил Родионов после паузы.

– Да, идите, конечно…

– Вы будете меня снимать? – всполошилась Ирина Сергеевна, видя, как Спиридонов устанавливает фотоаппарат. – Но… погодите… я же плохо выгляжу…

Она взволнованно приподнялась, стала требовать зеркало, пудреницу, пуховку, помаду… Запричитала, увидев в зеркале, как ужасно растеклась тушь, и стала ловко стирать черные потеки. Горюнов, сидевший в углу, тихо вздохнул и обменялся с фотографом ироническим взглядом.

Нина осталась стоять в дверях. Она ужасно боялась, что ее заметят и попросят уйти, и оттого старалась вести себя как можно незаметнее. Ее озадачило, что Опалин не отправился сам в погоню за убийцей, а послал Антона и Казачинского. Или он вполне на них полагался, или… или же считал, что убийца уже ускользнул и то, что может рассказать о нем Ирина Сергеевна, гораздо важнее.

– Сядьте, пожалуйста… – говорил меж тем Спиридонов жене парикмахера. – Нет, воротничок лучше расстегнуть… вот так, хорошо… Не шевелитесь.

Он пыхнул магнием, сделал снимок шеи потерпевшей, потом еще несколько. Петрович достал из портфеля чистый лист, чернильницу-непроливайку, ручку и присел к столу.

– Это для официального протокола… Имя, фамилия, отчество, дата рождения, адрес проживания, социальное положение…

Дату рождения Ирина Сергеевна назвала после легкого колебания, и оказалось, что лет жене парикмахера целых двадцать семь, а не двадцать два, как она всегда утверждала. Социальное положение Ирина Сергеевна определила так: неработающая домохозяйка, хотя все в коммуналке считали ее просто бездельницей, живущей на полном обеспечении у мужа.

– Давайте поговорим о сегодняшнем вечере, – вмешался Опалин. – Сначала без протокола: у кого вы были в гостях, адрес, кто еще там был, во сколько вы оттуда ушли…

Ирина Сергеевна вздохнула и принялась рассказывать. Почему-то упоминание неведомого Домашевского вызвало у муровцев повышенный интерес.

– Домашевский, Домашевский, – Опалин нахмурился, – неужели под своей фамилией? Хотя в Москве его, наверное, забыли…

– Разве его уже выпустили? – подал голос Горюнов.

– Мог под амнистию попасть, – хмыкнул Петрович. – Двадцатилетие Октября, то-се…

Ирина Сергеевна смотрела на собеседников широко распахнутыми глазами.

– Как он выглядит? – спросил Опалин. – Франтоватый брюнет, видный мужчина, тюльпан в петлице?

– Роза, – пролепетала жена парикмахера и угасла.

– Ну, для тюльпанов сейчас не сезон, – заметил Опалин, прищурившись. – Сколько вы ему проиграли?

Тут Ирина Сергеевна малость обиделась.

– Я… не ему, а всем… Сто рублей с небольшим. Но сорок я выиграла.

– Он шулер, – безжалостно припечатал Опалин, – и если крутится у вашей подруги, значит, у нее шулерский притон… Они обыгрывают вас по сговору, а когда дают немножко выиграть в конце, так это такой известный прием, чтобы вы пришли снова…

Карандаш, который парикмахер крутил в пальцах, сломался с сухим треском.

– Я так и знал! Дрянь эта Надя, каких поискать! – процедил он. – Так и знал!

– Какой притон… – лепетала Ирина Сергеевна, потеряв голову. – Надя моя подруга… Там приличные люди… Она бы никогда…