Нильс переводит глаза на второго. Тот не шевелится, рот плотно сжат, глаза пустые. Он держит что-то между большим и указательным пальцами – успел-таки достать. Но это не оружие. Что-то совсем маленькое.

Похоже на маленький черно-красный камушек, который сияет, как под солнцем, хотя в альваре сегодня пасмурно.

У Нильса в руке ружье, у солдата маленький камушек. Они пристально смотрят друг на друга, не опуская глаз.

Нильс выстрелил и убил человека. Страх как рукой сняло. Он чувствует странное спокойствие. Он здесь главный. Ему ничто не грозит.

Он с шумом выдыхает воздух, подходит поближе и кивает головой на камушек.

– Ну-ка, давай его сюда.

10

И чем он был плох, этот Кант?

Герлоф не ответил на вопрос Юлии. Кивнул в сторону окна, где стояла непроглядная ночная тьма.

– Канты жили как раз тут, чуть пониже. Ты видела, наверное, – большая желтая вилла. Давно жили… задолго до того, как я построил этот дом.

– Мне помнится, там жила какая-та старенькая тетушка… Я тогда еще маленькая была.

– Мать Нильса, Вера, – кивнул Герлоф. – Умерла в начале семидесятых. А до этого много лет жила одна. Богатая была… у родни большая лесопилка в Смоланде, а у нее здесь земель было – за три дня не обойдешь. И все прибрежные. Не думаю, правда, чтобы деньги принесли ей много радости. Родственники, по-моему, до сих пор ссорятся из-за наследства, а вилла стоит и потихоньку рушится. А может, просто никто не решается в ней жить.

– Вера Кант… я ее почти не помню. Ее ведь не особенно любили в поселке?

– Нет… за что ее было любить? Стерва. Вредная, злопамятная старуха. Если твой дед ей чем-то насолил – то все. Деда она будет ненавидеть, дед помрет – будет ненавидеть твою мать, тебя, твоих детей… да еще и твою собаку в придачу. Упрямая, заносчивая… не успел муж умереть, тут же вернула девичью фамилию и детям ее дала. Кант. А отец был Андерссон.

– А в поселке она не появлялась?

– Считай, что нет. Одиночка. Сидела в своей вилле и ждала сына.

– А он-то что?

– Он много чего… Еще пацаном был, ходили слухи, будто он утопил своего младшего брата в проливе. Это, впрочем, слухи… свидетелей не было. Они вдвоем были на берегу, он и брат его, Аксель. Нильс сказал – несчастный случай. Так что правды теперь не узнаешь.

– А вы дружили?

– Нет, что ты. Я на несколько лет старше и уже в девятнадцать лет ушел в моряки. Так что я и помню его совсем мальчишкой, и то еле-еле – мы почти не встречались.

– А когда он вырос?

Герлоф слегка улыбнулся, но улыбка тут же исчезла – когда речь идет о Нильсе Канте, улыбаться нечему.

– А когда вырос – уж точно не встречались. Он уехал из Стенвика.

Герлоф поднял руку и показал на узкий книжный шкаф в углу.

– Вон там стоит книга про Нильса Канта… ну, не только про него, но и про него тоже. На третьей полке сверху. Тонкая такая, с желтым корешком.

Юлия встала, подошла к полке – и сразу нашла. И в самом деле, на третьей полке сверху. Она наклонила голову, прочитала название на корешке: «Преступления на Эланде» – и вопросительно посмотрела на отца.

– Да-да, именно она. Это один парень из «Эландс Постен» написал, уже несколько лет назад. Сотрудник Бенгта Нюберга. Почитай, многое поймешь.

– Хорошо… только не сегодня.

– Нет, не сегодня. Сегодня пора спать.

– Если можно, я лягу в своей комнате.

Почему же нельзя… Герлоф устроился в спальне рядом с детской, в спальне, которую они много лет делили с Эллой. Их старой двуспальной кровати уже не было, на ее месте стояли две новых узких. Пока Герлоф был в туалете, Юлия постелила ему – забытое занятие: в последние годы она не убирала постель.

* * *

Юлия ушла в свою бывшую детскую. Герлоф надел кальсоны, нижнюю рубаху и лег. Матрас был заметно жестче, чем в доме престарелых.