Дом у озера - Кейт Мортон (2016)

Сэди постучала ручкой по блокноту. Что-то она расфантазировалась. Ни в одном из протоколов допросов не упоминалось слово «буйный» по отношению к Энтони Эдевейну. Да и доктор Риверс сообщал о расщеплении личности, депрессии, затемнении сознания, об ощущении, что мир утратил свет и краски, но не упоминал о склонности к насилию или буйству. Сэди села за компьютер и просмотрела еще несколько веб-страниц, кликая мышкой до тех пор, пока не натолкнулась на слова военного корреспондента Филиппа Гиббса, который писал о возвращении солдат к жизни после войны:

«Что-то было неладно. Они снова надели гражданскую одежду и казались своим матерям и женам все теми же парнями, что ходили на работу в мирные дни до августа тысяча девятьсот четырнадцатого. Но они вернулись другими людьми. Что-то в них изменилось. Они были подвержены перепадам настроения, одержимы странными желаниями, периоды глубокой депрессии сменялись неустанными поисками удовольствий. Многие легко впадали в ярость, теряя над собой контроль, многие озлобились и ожесточились. Они пугали».

Сэди сосредоточенно втянула губы и перечитала абзац. «Перепады настроения… странные желания… теряя над собой контроль… ожесточились… пугали». Что ж, в подобном состоянии человек вполне способен совершить чудовищный поступок, на который никогда бы не пошел в здравом уме.

Дальше следовала статья об условиях жизни в окопах на Западном фронте, где царили антисанитария, крысы и грязь, ноги гнили от сырости и холода, а на разлагающейся плоти копошились вши. Сэди целиком погрузилась в чтение; когда она сняла трубку домашнего телефона, перед глазами таяли образы утопающих в грязи солдат и людской бойни.

– Алло?

Звонил Берти, его теплый родной голос был как бальзам на душу.

– Хотел убедиться, что ты добралась до Лондона. Твой мобильный не отвечает. Ты обещала позвонить, когда приедешь.

– Ох, дедушка, прости!

«Я – безнадежное, жалкое подобие внучки и не заслуживаю такого деда, как ты».

– Мобильник разрядился. По дороге я несколько раз останавливалась, а движение на трассе М40 просто кошмарное. Я только что вошла. – Сэди представила деда на кухне в Корнуолле, собак, которые мирно спят под столом, и сердце сдавила тоска. – Как прошел день? Как мои мальчики?

– Скучают. Я пошел надевать башмаки, так псы сразу уселись у моих ног, готовые к пробежке.

– Ну и побегал бы с ними. Дорогу они знают.

Дед фыркнул.

– Представляю, что это был бы за бег! Скорее, хромая трусца. Им бы не понравилось.

Сэди накрыло волной раскаяния.

– Слушай, дед, насчет вчерашнего вечера…

– Да я уже забыл.

– Я вела себя бестактно.

– Ты скучаешь по Рут.

– Я ехидничала.

– Только потому, что тебе не все равно.

– Мне нравится Луиза, похоже, она добрая.

– Она – хороший друг, а мне нужны друзья. Я не пытаюсь заменить кем-то твою бабушку. А теперь скажи, как прошла встреча с внучатой племянницей Роуз?

– Похоже, тупик.

– Ребенок был не нянин?

– Нет.

Сэди вкратце рассказала о встрече с Марго Синклэр, о том, что теория не подтвердилась, и закончила неожиданной новостью о боевой психической травме Энтони Эдевейна.

– Сейчас читаю кое-какие материалы на эту тему. Честно говоря, не представляю, как то, что пережили эти люди, могло не отразиться на их послевоенной жизни.

Разговаривая, Сэди подошла к окну и посмотрела на улицу, где женщина уговаривала ребенка сесть в прогулочную коляску.

– Дедушка, а из наших родственников кто-нибудь участвовал в Первой мировой войне?

– Мамин двоюродный брат воевал при Сомме, но он жил на севере, я никогда его не видел. А мой любимый дядя сражался во Второй мировой.

– Он сильно изменился, когда вернулся?

– Он не вернулся, погиб во Франции. Ужасная потеря, моя мать так и не оправилась от удара. Да, наш сосед, мистер Роджерс, пришел с Первой мировой войны в ужасном состоянии.

– Что с ним случилось?