Черные бушлаты Диверсант из будущего - Александр Конторович (2010)

— Господин Райнхельт работает в гехаймстаатсполицай.

— ?

— В гестапо.

Из Крайнова словно вытащили стержень, он как-то весь обмяк.

— Э-э-э…

— Вот предписание.

Через минуту я был в кабинете Беренмайера. Доставив меня в кабинет к нему, Крайнов прямо-таки растаял в воздухе.

— Здравствуйте, господин лейтенант!

— Присаживайтесь, господин — Беренмайер заглянул в предписание. — Манзыров.

— С вашего позволения, господин лейтенант — Манзырев.

— Возможно. Я не очень хорошо произношу русские имена.

Я присел на стул.

— Слушаю вас, господин Манзырев.

Вот те, бабушка, и Юрьев день!

Так это Я должен ему что-то объяснять?

Знать бы — что именно?

Видимо мои чувства в этот момент ясно отобразились на лице и Беренмайер это увидел.

— Как немецкий офицер, я, безусловно, уважаю мнение ведомства господина Райнхельта. Однако смею заметить, что интересы ЕГО ведомства и МОЕГО учреждения лежат несколько в разных плоскостях. Так что я не вижу — чем именно могу быть полезным его ведомству.

— Меня направили к вам на работу.

— Как сотрудника ведомства господина Райнхельта?

Интересный вопрос. И что отвечать? Соблазн выглядеть в глазах лейтенанта сотрудником гестапо был, что и говорить, велик. Но, но, но… не будем зарываться.

— Нет. Как ВАШЕГО сотрудника.

— Вот как? Но я, простите, не вижу — в какой сфере мы могли бы использовать ВАШИ способности. Насколько я осведомлен, такие художества — он кивнул на мои наколки. — В Советской России не давались просто так?

— Да. Это так.

— Человек, рискнувший нарисовать такие вот уколки, не имея на это права, звался… ереш?

— Ерш.

— Так. И какова была бы его судьба?

— Могила, скорее всего.

— Значит, вы, господин Манзырев — не ерш?

— Нет.

— То есть вы имели проблемы с законом?

— С советским законом.

— Пусть так! Но — вы не политик?

— Не политический.

— Неважно. Вы не борец с режим, вы — уголовник. Так?

— Так.

— Но, вор в Россия и вор в Германии, все равно — вор. Зачем вы МНЕ?

— Я полагаю, господин Райнхельт тоже это рассматривал, прежде чем написать данную бумагу.

— Я не вижу тут его подписи. Есть подпись лейтенанта Майера, это — не гестапо.

— Он — исполнил приказ.

— Гут. Хорошо. Он исполнял свой приказ, я исполняю свой. Мой приказ — данное учреждение работать как часы. Ферштейн?

— Точно так, господин лейтенант.

— Господин Райнхельт — начальник в своей организации, лейтенант Майер — в своей. Здесь — начальник я.

— Понятно, господин лейтенант.

— Гут. Интересы рейха требуют, чтобы солдат был одет, сыт и здоров. Мы даем солдату еду — это важно! Здесь наше ведомство — также важно, как ведомства господина Райнхельта и господина Майера. Ферштейн?

— Так.

— Если я требовать от всех — делай так, а не иначе — это интерес рейха!

— Точно так.

— Каждый начальник на своем месте — представитель интересов рейха. Мой приказ — для вас все равно, что приказ фюрера. Каждый немецкий начальник на своем месте требует соответствующего уважения. Фюрер — в Берлине, я — здесь!

— Понял.

— Вы имели большой ранг там — среди вор. Значит — с людьми говорить можете. И можете их убеждать, что он должен делать хорошо. И что делать он не должен. Так?

— Да. Я умею говорить с людьми.

— И убеждать.

— И это тоже.

— Интересы рейха могут требовать некоторых отхождений от принятых правил, вы должны уметь это объяснить людям. Они будут думать так. Он был вор — он работает на Германию. Не воровать, а работать! Германия умеет внушать почтение к своим законам!

— Точно так, господин лейтенант.