Женщина в окне - А. Дж. Финн (2018)

Ни один из нас не нарушил паузы. Ни один не пошевелился. Я не знала, что сказать.

Потом я услышала свой голос, мягкий и тихий:

– Не вини меня, если она расстроится.

Пауза. Потом прошелестел его голос:

– Все-таки я виню тебя. – Он шумно вдохнул, потом выдохнул. – Я считал тебя соседской девчонкой, – сказал он.

Я приготовилась к продолжению.

– А теперь глаза бы мои тебя не видели.

Я крепко зажмурилась, вдохнула холодный воздух, веющий ото льда. И мне вспомнился не день нашей свадьбы, не та ночь, когда родилась Оливия, а утро, когда мы собирали клюкву в Нью-Джерси: Оливия в резиновых сапожках, лоснящаяся от солнцезащитного крема, визжит и смеется; над головой высокие небеса, припекает сентябрьское солнце; вокруг обширное море красно-розовых ягод. У Эда полные пригоршни клюквы, его глаза блестят. Я сжимаю липкую ладошку нашей дочери. Помню, как мы едва не провалились в болото, сильно промочили ноги.

Я подняла взгляд, посмотрела в глаза Эда, в эти темно-карие глаза. «Совершенно обыкновенные», – уверял он меня на втором свидании, но мне они казались красивыми. И я считаю так до сих пор.

Он тоже взглянул на меня. Между нами тарахтел автомат с кубиками льда.

Потом мы пошли рассказать все Оливии.

Глава 31

ВрачПришел: Потом мы пошли рассказать все Оливии.

Я выжидаю. О чем еще Лиззи захочет узнать? Сколько я смогу выдержать? Я уже чувствую, как болит сердце в груди.

Проходит минута, но ответа по-прежнему нет. Наверное, это слишком болезненно для Лиззи: я говорю о расставании с мужем, – тогда как она потеряла своего безвозвратно. Интересно…

БабуляЛиззи вышла из чата.

Я таращусь на экран.

Теперь мне придется в одиночку вспоминать окончание истории.

Глава 32

– Вам не тоскливо здесь в одиночестве?

Я резко просыпаюсь от этого вопроса, заданного спокойным мужским голосом. С трудом разлепляю веки.

– Наверное, я родилась одинокой.

Теперь это женский голос. Бархатное контральто.

В моей памяти мелькают светлые пятна и тени. Это «Черная полоса» – Боги[17] и Бэколл бросают друг на друга через кофейный столик томные взгляды.

«По этой причине вы посещаете судебные разбирательства убийств?»

На моем кофейном столике – остатки моего ужина: две выпитые до дна бутылки мерло и четыре баночки пилюль.

«Нет. Я пошла потому, что ваше дело напоминало дело моего отца».

Я ударяю по клавише пульта. Снова ударяю.

«Я знаю, он не убивал мою мачеху…»

Экран телевизора погружается во тьму, а вместе с ним вся гостиная.

Сколько я выпила? Точно – две бутылки. Плюс за обедом. Много вина, должна признаться.

И лекарства. Нужное ли количество я приняла утром? Те ли таблетки я взяла? Знаю, последнее время я небрежна. Неудивительно, если доктор Филдинг считает, что мне становится хуже.

– Плохо себя ведешь, – распекаю я себя.

Я заглядываю во флаконы. Один из них почти пустой, на дне притаились у стенки две белые пилюльки.

Господи, как я пьяна.

Я поднимаю глаза, смотрю в окно. Снаружи темно, глубокая ночь. Озираюсь по сторонам в поисках телефона, не могу его найти. Дедушкины часы, маячащие в углу, громко тикают, словно пытаясь привлечь мое внимание. 21:50.

– Девять пятьдесят, – произношу я вслух. Звучит неважно. Попробуем так: без десяти десять. – Без десяти десять. – Лучше. Я киваю часам. – Спасибо, – говорю я им.

Часы важно взирают на меня.

Пошатываясь, иду в кухню. «Пошатываясь» – не так ли описала мою походку Джейн Рассел в тот день, когда я вышла на улицу, чтобы прогнать маленьких паршивцев, которые швырялись яйцами? Пошатываясь… Это что-то из «Семейки Аддамс». А, неуклюжий дворецкий[18]. Оливии нравится музыкальная тема из фильма: «Щелк, щелк».