Учитель - Катерина Даймонд (2019)

Повышенное внимание ей определенно льстило, а подруга даже перестала обниматься и теперь с ревностью следила за разгорающимся скандалом. В баре внезапно воцарилась тишина: посетители заинтересовались перепалкой. Долго ждать не пришлось: парню не оставалось ничего иного, как спасать лицо.

– К чему ты клонишь, старик? – осведомился он.

Эдриан увидел, как побелели суставы пальцев. Судя по всему, молодой самец еще не решил, оскорбляют его или нет.

– Клоню к тому, что удивлен, как она вообще позволила тебе прикоснуться к себе.

Мелькнула мысль добавить еще немного перца, напомнив парню о его матери: тот явно старался обуздать ярость. Но нет, дополнительных мер не потребовалось: возле носа мелькнул объемистый кулак. Эдриан умел держать удар и сейчас едва покачнулся, отчего противник взбесился еще больше. И все же моряк выжидал, настолько уверенный в себе, чтобы не спешить затевать пьяную драку. В уголках губ выступила пена.

– И это все? Моя покойная бабушка бьет сильнее.

В ответ последовал апперкот – удар снизу, сложный в исполнении, если соперник сопротивляется. Но Эдриан не собирался сопротивляться: парень явно превосходил его и силой, и умением. В ушах звенело, однако сквозь шум пробивался смех зрителей. Еще мгновение, и удары посыпались один за другим, свалив на пол и заставив жалко прикрыть особенно чувствительные места. Пронзительный женский визг смешался с одобрительными криками и презрительными насмешками.

– Черт, он же коп! – вдруг воскликнул кто-то, и избиение сразу прекратилось.

Бумажник выскользнул из кармана Эдриана и предательски раскрылся, явив жетон на всеобщее обозрение. Надо было оставить его в управлении. В организме возник нейрохимический дисбаланс, и понизить его уровень могли только боль и унижение. Эдриан давно понял и принял эту свою особенность. Он болезненно зависел от прилива крови и острых ощущений, вызванных побоями, и ощущал реакцию на стресс, напоминающую острое сексуальное возбуждение, лишенное интимных проявлений и вожделения. Таким способом удавалось забыться. Эдриан объяснял особенность двумя факторами: собственной предрасположенностью к наркотикам и дурным влиянием семьи. Вынужденный постоянно контролировать ситуацию, с ранних лет заботиться о себе, в прямом и переносном смысле исполнять роль отца, время от времени он нуждался в утрате самообладания. Не мог позволить себе допустить в собственное тело что-нибудь сильнее алкоголя, а в тех исключительных случаях, когда подобный грех случался, раскаяние оказывалось более мучительным, чем любой синяк. Вспоминались страшные сцены, когда отец – истощенный и утративший даже отдаленную связь с реальностью – размахивал ножом, раня любого, кто попадал под руку, в том числе и Эдриана. А в случаях, подобных этому, он точно знал, что не нанесет вред никому, кроме самого себя. Это была доза, не более. Отец часто повторял, что неистребим, как таракан. Когда владелец бара помог Эдриану встать и проводил к выходу, он вовсе не ощущал себя неистребимым.