Чудовище и красавица - Алла Лагутина (2017)

Сначала он просто водил пальцами по ее лицу, обрисовывая линии губ, скул, нижней челюсти, приглаживал брови, касался дрожащих век. Потом спустился ниже, погладил шею, стиснул, будто желая придушить, – и тут же отпустил, принялся гладить грудь, живот, бедра, ноги. Он ощупывал ее, словно слепой, словно на ощупь пытался узнать, угадать то, что не позволяли видеть глаза. Потом он разделся – быстро, рывками, швыряя одежду на ковер, и лег на Сандугаш, вжал ее в постель горячим мускулистым телом. Сандугаш покорно раздвинула бедра – она не была готова, но чувствовала, насколько готов он, – и он вошел так резко, что она не сдержала стон: это было почти больно… Но не так больно, как когда-то.

Нет, не в первый раз с Костей.

В первый раз с ним…

В той, другой жизни…

Федор двигался над ней, запрокинув голову, стиснув зубы, а у нее перед глазами проносились видения всего, что иногда являлось ей в снах, но в снах было таким нечетким…

Она вдруг вспомнила, как любила своих родителей в прошлой жизни, когда ее звали Алтан. Она теперь ясно видела лица своих родителей – тех, из другого ее бытия – и любила их, совсем не так, как своих нынешних, настоящих родителей. Сейчас отца она любила робкой любовью, преклонялась перед ним, чтила его: пожалуй, большинство сверстников даже и не поняли бы ее чувство к отцу, если бы Сандугаш попыталась объяснить. А к матери она относилась с нежностью, ощущая кровное родство, но без чувства родства духовного. А тогда, в той жизни, в жизни Алтан, она любила обоих родителей доверчиво и горячо. Так, как в этой жизни любила только бабушку. Она улыбнулась сквозь слезы им, давно уже ушедшим из этого мира…

И увидела своего Соловья. Во сне он иногда являлся Сандугаш так ярко, но когда она просыпалась, его-то помнила хуже всего. Словно на грани между сном и бодрствованием кто-то мягко проводил по ее сознанию – как влажной тряпкой по доске – и стирал, но выборочно, только то, что было связано с Соловьем. Она лишь помнила, что был дух Соловья. И что это было нечто прекрасное, яркое, ошеломляющее для той девушки, которой она видела себя в снах… Сейчас Соловей предстал ей таким, каким видела его Алтан. И Сандугаш вспомнила его нежность и свою любовь к нему.

Она увидела Сергея. Не Белоглазого – Белоглазый сейчас был с ней, на ней, в ней, только носил иную наружность и иное имя, – она вспомнила Сергея, которого знала так мало, которого успела узнать только в миг своей смерти, когда спасла его душу из плена.

Она увидела свою смерть и захлебнулась кровью, и закричала, а Федор впился железными пальцами ей в бедра и зарычал в ответ, и глаза его были не темными, а белыми, белыми, белыми! И в миг, когда он, содрогаясь, изливался в нее, Сандугаш потеряла сознание.

Беспамятство длилось недолго, но когда Сандугаш пришла в себя, она ощутила такую невыносимую усталость, что немедленно провалилась в сон, даже не подумав о том, что засыпает в чужом доме, рядом с чужим, непонятным, опасным человеком. Ей просто необходимо было спать…

Ее словно звал в путешествие сон.

Так давно она не видела этих ужасных вещих снов!

А теперь сон обрел новую яркость.

И на этот раз она видела мир не глазами жертвы.

Она видела мир глазами убийц.