Чудовище и красавица - Алла Лагутина (2017)

Она достала из кармана сложенную вчетверо мокрую махровую салфетку, наклонилась над кроваткой и прижала салфетку к носу и рту ребенка. Он принялся извиваться, как червячок, и когда она уже подумала, что все, больше она не может, – дернулся и затих. Беззвучно, совершенно беззвучно.

Она сунула мокрую салфетку в карман и вышла.

Медсестра, закончившая свои манипуляции, проводила ее рассеянным взглядом.

Может, поняла, что никогда ее не видела среди сотрудников…

Ей было все равно, поймают ее или нет. Главное – она отомстила. И ему, и его девке. Отомстила так, что они никогда уже не оправятся от ее мести. Так же, как ей не удалось оправиться от его предательства.

…Он давно приглядывался к этой девочке. Явно заброшенный ребенок. Явно из неблагополучной семьи. Скверно одетая. Волосы вечно грязные. К вечеру лицо тоже становилось чумазым, но никого это не волновало. Вообще никого не волновала эта девочка, проводившая во дворе целые дни, летом – до темноты. Дети не слишком ее жаловали, не принимали в свои игры, так что она сама в одиночестве копалась в песке, выкладывала узоры из камушков и осколков стекла, качалась на качелях и на скрипящей старой карусели, прыгала в классики, а если кто-нибудь из более счастливых сверстников оставлял без присмотра мелки – с упоением рисовала на асфальте. Он никогда не видел, чтобы эту девочку кто-то забирал с улицы. Она в конце концов просто уходила сама, ныряла в темноту подъезда. Идеальная добыча.

Один раз он рискнул и угостил ее шоколадкой. Она взяла и съела жадно – явно была голодна.

В другой раз он поманил ее, скрываясь в густой зелени кустов, и протянул пакет из Макдоналдса: большой стакан колы, бигмак, порция картофеля фри.

– Тссс, тихо. Я знаю, что хорошим девочкам не разрешают брать угощение от незнакомцев. И твои родители наверняка против того, чтобы ты ела бигмаки. Но я сам их люблю и решил тебя угостить.

Она не спросила, чем вызвана такая щедрость. Торопливо разорвала пакет и принялась есть.

Завтра, когда стемнеет, он увезет ее отсюда. Сначала отмоет и накормит, потом оденет в красивое платье, чтобы она походила на куколку, и будет играть с ней, долго играть… Ему не хотелось сейчас думать о том, что будет, когда и эта куколка тоже сломается и придется искать себе новую. Он не получал удовольствия от выслеживания и приманивания. Только от обладания.

Охотиться он ездил на окраину или в спальные районы. Девяткино, Старая Деревня, Озерки, Купчино. А с добычей возвращался к себе, в старинную большую квартиру на Московском проспекте.

У него была отдельная комната с коллекцией кукол, несколькими наборами кукольной посуды и ворохом платьев разных размеров, ярких, с пышной юбкой и рукавами-фонариками. Были даже парички с локонами: теперь девочек часто стригли, а ему не нравились девочки, похожие на мальчиков… Если все проходило идеально, то живая куколка играла с прекрасными фарфоровыми куклами, пила чай из кукольного сервиза и вместе с ним наслаждалась миниатюрными пирожными из «Невской кондитерской». Если все проходило неидеально, то… в общем, девочка делала все то же самое, только с гримасой ужаса и икая от слез. Так или иначе, он всегда получал свое удовольствие.

Он уже отработал утилизацию отходов. А платья стирал, сушил, гладил и вешал в шкаф.

До следующей куклы.

Он смотрел на девочку и представлял, как поведет ее в свой подъезд – «Не споткнись, милая», – по сбитым ступеням, вдоль кованых, когда-то красивых, а сейчас полуразвалившихся перил – «Устала, маленькая? Еще немного, на третий этаж…» – мимо овальных ниш, в которых до революции стояли статуи или вазоны. И девочка будет удивляться красоте выщербленной плитки под ногами, а когда войдет в квартиру – застесняется, она же никогда не была в таком просторном и красивом жилье.

Он очень любил антиквариат.