Проповедник - Камилла Лэкберг (2010)

Прежде чем уйти, Патрик обернулся и еще раз завистливо посмотрел на прекрасный морской вид. Гун Струвер была отличным доказательством того, что хорошее не всегда достается тем, кто его действительно заслуживает.

— Что она сказала?

Мартин и Патрик сидели в комнате отдыха. Кофе, как обычно, слишком долго простоял в кофеварке, но они давно привыкли и пили его с удовольствием.

— Я, конечно, не должен так говорить, но это такое дерьмо, такая гнусная баба. Больше всего ее разозлило совсем не то, что она столько лет не видела свою внучку и ничего не знала про ее жизнь, и даже не то, что ее недавно убили: ее взбесило, как эффективно отец внучки пресек все ее поползновения вытянуть из него деньги.

— Да, полное дерьмо.

И они мрачно помолчали, размышляя о том, какими мелочными могут быть люди. В участке стояла необыкновенная тишина. Мелльберг еще не появлялся: похоже, в это утро он решил порадовать себя возможностью поспать подольше. А Ёста и Эрнст патрулировали окрестности, охотясь за нарушителями правил дорожного движения, или, если называть вещи своими именами, сидели в каком-нибудь спокойном месте и закусывали в ожидании, что нарушители сами приедут к ним, представятся, а потом сами себя посадят под замок. Они имели обыкновение называть это превентивными полицейскими мерами. Как ни посмотри, так оно и было. Что может быть более превентивного, чем двое полицейских, которые сидят и расслабляются где-нибудь в тихом уголке?

— А как ты считаешь, зачем ей понадобилось приезжать сюда? Вряд ли она собиралась поиграть в детектива и выяснить, куда исчезла ее мать.

Патрик покачал головой:

— Нет, я так не думаю. Но вполне могу понять, что ей очень хотелось узнать, что случилось, ну и увидеть побольше своими глазами. И мне кажется, рано или поздно она бы наверняка вступила в контакт с бабушкой. Но мне думается, что ее отец дал бабушке не самую лестную характеристику, так что я понимаю, почему она медлила. И кстати, я ничуточки не удивлюсь, если по данным от «Телиа»[14] окажется, что звонки Ларсу и Гун Струверам были сделаны откуда-то из телефонной будки во Фьельбаке, скорее всего, одной из тех, что стоят в кемпинге.

— Но как же она очутилась в Кунгсклюфтане вместе со скелетами Сив и Моны?

— Об этом я знаю не больше твоего. Могу только предположить, что Таня, должно быть, наткнулась на что-то или, точнее говоря, на кого-то, кто имел прямое отношение к исчезновению ее матери и Моны. Если это так, то мы можем автоматически исключить Йоханнеса: как ни крути, а он лежит в могиле на кладбище во Фьельбаке. — Патрик задумчиво посмотрел на Мартина. — А мы можем быть в этом совершенно уверены? Нет никаких сомнений насчет того, что он действительно мертв?

Мартин рассмеялся:

— Ты что, шутишь? Он ведь повесился в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Мертвее, по-моему, и быть нельзя.

Патрик продолжил взволнованным голосом:

— Я понимаю, это может показаться невероятным, но послушай: давай подумаем и представим себе: а что, если полиция подошла достаточно близко к правде и у Йоханнеса земля начала гореть под ногами? Но он Хульт и может распоряжаться значительными денежными суммами, притом вовсе не обязательно сам, он мог это делать через своего отца. Немного подмазал там, немного здесь — и опа, вот у него уже фальшивое свидетельство о смерти и пустой гроб.

Мартин засмеялся так, что схватился за живот и едва не свалился со стула:

— Ну ты, блин, совсем спятил. Тут тебе Фьельбака, а не Чикаго начала тридцатых. Когда ты там, на пристани, со Струверами сидел, тебе голову не напекло? Подумай хотя бы о том, что Йоханнеса нашел его собственный сын. И каким макаром можно заставить шестилетнего мальца выдать такую вот веселую историю, если, по-твоему, все это неправда?

— Я пока не знаю, но собираюсь выяснить. Ты как, со мной?

— Куда это?

Патрик поднял глаза к потолку и сказал очень медленно и четко: