Крик - Николя Бёгле (2018)

Выдохнув воздух до боли в легких, Сара глубоко вдохнула, завела мотор и поехала к повороту на дорогу к Холместранну, решив, что надо действовать, пока ее окончательно не одолели сомнения в своих дедуктивных способностях. Она перебирала и раскладывала по полочкам в голове существенные обстоятельства дела, когда вдруг завибрировал мобильник. Звонил Стефан Карлстрём.

– Да?

– Сара, ты где?

– Кажется, на пути к ответам на вопросы.

– В смысле?

– Я еду к психиатру, который был директором «Гёустада» в семидесятых и восьмидесятых годах.

– И какое отношение он имеет к тому, что происходит сейчас?

– Надеюсь, он поможет нам понять, почему Ханс Грунд спалил больницу. То есть подскажет, что Грунд хотел таким образом скрыть.

– О’кей. Буду ждать твоего звонка.

Сара отложила телефон.

Через час она уже въезжала в ворота, за которыми находилась частная загородная территория. Безупречно белый снег поскрипывал под колесами; впереди, на пригорке в окружении оцепеневшего на морозе леса, высился особняк; у подножия холма стыло огромное озеро. Сара заметила лодку, вмерзшую в лед. Здесь царила непобедимая тишина, и сероватый зимний свет придавал пейзажу расплывчатый, иллюзорный облик. Казалось, у этого места нет будущего, тут никогда ничего не произойдет.

Сара поднялась на крыльцо, постучала в дверь – никто не ответил. Спустя пару минут она обнаружила, что воздух здесь еще холоднее, чем в Осло: на такой стуже долго не выстоять без движения, можно окоченеть.

По счастью, дверь все-таки открылась, и показавшийся на пороге старик окинул гостью взглядом с головы до ног:

– Что вам угодно?

Она отметила, что вид у хозяина дома усталый и равнодушный, как у человека, который больше ничего не ждет от жизни.

– Я инспектор Геринген. Позапрошлой ночью в «Гёустаде» умер пациент Четыре-Восемь-Восемь, и мне хотелось бы задать о нем несколько вопросов.

При упоминании пациента взгляд Олинка Вингерена оживился. Он еще некоторое время рассматривал Сару, затем вздохнул и, повернувшись к ней спиной, побрел в дом, оставив дверь открытой.

В лицо пахнуло затхлостью. Похоже, и правда жизнь остановилась здесь много лет назад, даже пыль как будто сохранилась с тех времен. Доктор Вингерен впереди горбился и вяло шаркал ногами, молча пересекая гостиную, обставленную деревенской мебелью. На комодике выстроились в ряд безделушки; в глубине комнаты стояли два старинных кресла с темно-зеленой обивкой и накинутыми на подголовники кружевными салфеточками. В тишине скрипел паркет, нарушая размеренное тиканье часов с маятником. Когда глаза немного привыкли к полумраку, Сара с удивлением разглядела картинку в раме на стене. Это было черно-белое схематическое изображение человеческой головы в разрезе, повернутой в профиль, с широко открытым глазом и подробным обозначением всех зон мозга. Перед глазом рука держала шилообразный инструмент; стрелка указывала точку прокола в глазнице.

Заметив направление взгляда гостьи, Олинк проговорил: – Инструкция по лоботомии. Эта процедура считалась в свое время выдающимся научным открытием, госпожа Геринген, и эффективным способом лечения психопатологий. Представьте себе, люди, пленники собственного замутненного сознания, страдавшие от неописуемой душевной боли, вдруг получали облегчение. Это было чудо.

При других обстоятельствах Сара ответила бы ему, что она на самом деле думает об этом «чуде», но сейчас ей не хотелось настраивать против себя единственного свидетеля.

– У каждой эпохи свои убеждения, и настоящее порой предвзято судит о прошлом, – сказала она.

Олинк Вингерен со вздохом облегчения опустился в кожаное кресло.

– Не знаю, искренне вы так считаете или просто хотите меня задобрить, но приятно было услышать. – Он жестом предложил Саре сесть. – Так значит, он дожил до прошлой ночи?

– До позапрошлой.

– А отчего умер?

– От страха.