Она готовила еду в полном соответствии со вкусами Ханны; знала, что девочке нравилось, а что нет. Иногда мама предоставляла ей свободу, в отличие от этой вездесущей мошкары из «Маршз», которая вечно набивалась в нос, забиралась в горло, залетала в глаза. Сколько она ее ни прихлопывала, та ни на минуту не оставляла ее в покое. И, что еще хуже, ее никто не понимал. Папа всегда знал, что она говорит, – даже мама и та иногда проявляла сообразительность, – но вот персонал «Маршз» состоял из сплошных идиотов, пытавшихся использовать уши там, где вполне сгодились бы и глаза. Даже сейчас Коричневые Зубы, женщина милейшая из милейших, понятия не имела об опасности, нависшей над ней и Скогом.

Лицо Ханны опухло, отекло и раздулось, плакать стало слишком тяжело. Она шмыгнула носом и задышала через рот. Коричневые Зубы принесли бумажный платок, вытерли ей нос и велели высморкаться. Ханна сняла кеды, бросила их на уродливый пол и свернулась калачиком лицом к стене.

– Я знаю, тебе трудно, медвежонок. Знаю…

Девочка чувствовала на своей руке и спине ладонь, выводившую в вакууме вселенной теплые круги, напоминавшие полные жизни планеты. Она стала проваливаться в сон. Сколько времени прошло с тех пор, как она спала целую ночь?

А может… может, это всего лишь страшный сон, и она сейчас проснется дома, в своей кроватке?

– Если бы ты старалась, то могла бы стать лучше, – сказал ей Ског.

Девочка согласилась. Если она не смогла избавиться от мамы, то, может, ей удастся избавиться от «Маршз», вырваться отсюда, и тогда все встанет на свои места.

* * *

– Хорошо, – сказали Коричневые Зубы, прочитав ее записку, – это можно сделать.

На Ханне была пижама с роботами. Коричневые Зубы велели ей надеть что-нибудь на ножки, поэтому она напялила три пары носков. Женщина терпеливо ждала, от изумления открыв рот, напоминавший луну, потом протянула ей руку. Девочка взяла ее, предварительно усадив Скога на подушку.

Они прошли мимо череды безмолвных комнат, и в душе Ханны забрезжила надежда, что все умерли, хотя она знала, что детей поменьше просто уложили спать. Коричневые Зубы проводили ее в кабинет и включили свет, от которого они обе прищурились и заморгали испуганными глазами. Женщина села за стол и отыскала папку. Девочка стояла рядом.

– Вот он, – сказала женщина, водя пальцем по странице, – ты просила папин телефон, не так ли?

Ханна кивнула.

Коричневые Зубы сняли трубку и набрали номер.

СЮЗЕТТА

Алекс подтащил ее к краю их изумительного стола, Сюзетта уперлась в него локтями и откинула голову, опьяненная, как всегда, ощущением проникающего в ее лоно члена, которое она любила больше всего на свете. Он вонзился в нее, и ее тело затрепетало от несокрушимой страсти, от его любви, от связывавших их уз. За всю свою жизнь Сюзетта не трахалась ни с одним другим мужчиной и никогда этого не хотела.

Потом голыми они сели за стол и принялись за коробку мороженого с шоколадной помадкой – самую вкусную вещь. Это была спонтанная покупка, и Сюзетта приятно удивилась, что ее желудок от него совсем не расстроился. Сколько лет окружающий мир скукоживался и сокращался, но теперь стал расширяться вновь. На стене за их спинами в хаотичном порядке были развешаны ее рисунки. Алекс взялся их изучать, дожидаясь, когда жена вытащит из шоколадной массы ложку.

– Я приступила к работе над книгой, – сказала она.

– Да?

Теперь была его очередь, и он слизал мороженое с доверху наполненной ложки.