Молочные зубы - Зои Стейдж (2019)

– Ничего не нашли? – спросил он, когда они встретились возле стеллажа с футболками.

– Она ничего не захотела.

Ханна скривила лицо, будто собиралась заплакать.

– Что такое, lilla gumman?

Девочка махнула в сторону отдела детских товаров.

Мама раздраженно вздохнула.

– Ей понравился купальник. Думаю, она устала.

– Но ведь скоро лето. Разве ей не нужен купальник?

– Мы еще старые не носили.

– Здесь все недорого. У них есть подходящий размер?

Папа, папа, папа! Она схватила его за руку, запрыгала и повела их обратно к купальнику в горошек. Потом глянула на маму, которая тащилась в хвосте со страдальческим выражением лица. Пока папа не видел, она показала ей язык. Родительница почесала кончик носа средним пальцем – этот жест означал плохое слово. Ханна не могла с уверенностью сказать, что этим жестом хотела продемонстрировать мама: просто решила облегчить зуд или же показала ей средний палец. Это не имело значения. Папа купил ей купальник, стало быть, еще один раунд остался за ней.

* * *

Выдры неспешно плавали, глядя на нее через стекло. Пока они нравились ей больше всего. Она все время держала папу за руку. Ей не надо было соперничать с мамой, которая осталась дома. Плохо себя почувствовала. Ханна очень гордилась собой. Чтобы провернуть эту коварную операцию, ей даже не понадобилась Мари-Анн. Она едва сдерживала желание, чтобы не рассказать хоть кому-нибудь, как она умна.

Слоны походили на валуны с жирными обрубками вместо ног. Она хотела забраться на шею жирафу, используя пятна на его коже в качестве лестницы. Павлины расхаживали с важным видом, демонстрируя миру свои радужные хвосты. Они казались очень надменными. Ханне хотелось схватить одного из них за хрупкую головку и свернуть ему шею. Интересно, может, она лопнет, как яйцо?

После взгляда на печальные, уставшие морды обезьян сразу становилось понятно, как у них обстоят дела. Они не могли ее одурачить своей беспечной манерой лазать на четырех лапах. Их хвосты были задраны в немом вопросе: «За что? За что? За что?». Словно дети, которых заточили в клетку.

Может, когда-нибудь появится человеческий зверинец. С обычными людьми, которые будут сидеть за обеденным столом с ненавистными им блюдами. А те, кому посчастливилось остаться на воле, будут стоять по другую сторону стекла и смотреть, как узники, пребывая в бедственном положении, нюхают еду. В другой комнате на двухъярусных кроватях будут лежать дети, вынужденные постоянно ходить в пижамах. Им придется так много спать, что они даже не смогут вырасти, и родители, обращаясь к собственным чадам, станут пугать их: «Если станешь вести себя плохо, окажешься на их месте». В последней комнате обоснуется одинокая женщина, грязная, костлявая, с оранжевыми, как у орангутанга, волосами. Сидя в большом мягком кресле, она снова и снова, изо дня в день будет по три часа смотреть телевизор.

Бедные обезьяны.

– Ты когда-нибудь разговаривала с мамой? – спросил папа.

Ханна покачала головой. Они ступили на дорожку, с двух сторон обсаженную кустарниками, и направились к палатке с фастфудом. Папа обещал купить ей картофель фри.

– Ты уверена? Ни разу? Слова никогда не рвались наружу так сильно, что ты больше не могла их сдерживать?

Ханна нахмурила брови, вытянула трубочкой губы и покачала головой. Если бы ей действительно захотелось что-нибудь сказать, она обратилась бы к папе, а не к маме. А за Мари-Анн она не в ответе.

– Но если тебе будет нужно что-нибудь сказать – очень-очень важное или же просто очень-очень глупое, – знай: ты всегда можешь ко мне подойти. И я тебя выслушаю.

Он словно читал ее мысли. Она поцеловала его руку, схватила ее обеими ладошками и чуть-чуть подпрыгнула. То же самое сделал и папа. Так они прыгали до самой палатки с картофелем фри.

СЮЗЕТТА