Возвращение - Блейк Крауч (2019)

– Допустим, ты и прав. Допустим, что возможен такой мир, в котором кресло сделает жизнь людей лучше. Дело не в этом. Дело в том, что, может статься, ты неправ. Дело в том, что мы не в состоянии предвидеть, как люди распорядятся этим знанием. Мы знаем только, что, когда достаточное количество людей узнает про кресло и про то, как его построить, обратной дороги не будет. Нам уже никогда не вырваться из петли всеобщего знания о кресле. Оно возродится в каждой новой временной линии. Из-за нас человечество будет обречено. Лучше уж я упущу какие-то предполагаемые грандиозные перспективы, но ставить все на кон не имею права.

Слейд улыбается своей фирменной улыбкой, мол, я знаю больше, чем ты способна вообразить, и Хелена тут же вспоминает годы, проведенные вместе с ним на нефтяной платформе.

– Твоя ограниченность все еще не дает тебе увидеть всю картину целиком, – говорит он. – Она тебя ослепляет. Быть может, ты так никогда и не увидишь, если только не пройдешь той же дорогой, что и я…

– Что это значит?

Он лишь качает головой.

– О чем ты сейчас рассуждаешь, Маркус? Что это за «дорога, которой ты прошел»?

Слейд просто смотрит на нее, истекая кровью, потом гудение квантовых компьютеров вдруг стихает, в комнате воцаряется тишина. Экраны терминала начинают отключаться один за другим, Барри вопросительно смотрит на Хелену, и тут гаснет весь свет.

Барри

7 ноября 2018 г.

Перед глазами все еще стоит картинка – Хелена, Слейд, кресло. Потом тает и она. В лаборатории темно, как в угольной яме.

Сперва ни звука – лишь удары собственного сердца.

Потом прямо перед собой, где только что сидел Слейд, Барри слышит, – кто-то ползет по полу.

На оглушительную долю секунды лабораторию освещает выстрел из дробовика – Барри успевает заметить, как Слейд выскальзывает в дверь. Он неуверенно шагает вперед – сетчатка глаз еще не восстановилась после вспышки выстрела Хелены, у мрака оранжевый оттенок. Потом перед ним материализуется дверной проем – слабый свет от окружающих зданий проникает через окна в коридоре. Возвращается и слух, во всяком случае, достаточный для того, чтобы различить звук торопливо удаляющихся по коридору шагов. Барри сомневается, что за несколько секунд темноты Слейд успел подобрать револьвер, однако полной уверенности нет. И все же, наиболее вероятно, он просто рассчитывает на отчаянный рывок к одной из лестниц.

Из-за двери звучит голос Хелены, она шепчет:

– Вы его видите?

– Нет. Подождите здесь, а я сейчас разберусь.

Барри бежит мимо окон, за ними – дождливая манхэттенская ночь. Где-то на этаже раздается тра-та-та, похожее на барабанную дробь.

Он сворачивает за угол, там абсолютно темно, совсем рядом с главным коридором за что-то цепляется ногой. Опустившись на корточки, Барри касается рукой окровавленной майки Слейда. По-прежнему ничего не видно, однако он узнает тонкое повизгивание пробитого легкого, неспособного удержать воздух, и негромкое хлюпанье – Слейд захлебывается собственной кровью.

Холодный ужас охватывает Барри. Ведя рукой вдоль стены, он добирается до перекрестка коридоров. Сперва ничего не слышит – только звуки агонии Слейда. Потом что-то со свистом проносится у самого носа и бумкает о стену. Вспышки приглушенных выстрелов позволяют Барри разглядеть у лифта несколько человек – в бронежилетах и шлемах с забралами, с вскинутыми автоматами.

Он ныряет обратно за угол и вопит:

– Здесь детектив Саттон, полиция Нью-Йорка! Двадцать четвертый участок!

– Барри?

Голос ему знаком.

– Гвен?

– Барри, что за хрень тут творится? – Потом тем, кто рядом с ней: – Я его знаю, это свой!

– Что ты тут делаешь? – кричит Барри.

– Поступило сообщение о перестрелке в здании. А ты что тут делаешь?

– Гвен, прикажи своим людям немедленно покинуть здание, а я…

– Это не мои люди!

Мужской голос из холла басит: