Запах соли, крики птиц - Камилла Лэкберг (2011)

— Поначалу совсем не отставал. У него были прекрасные оценки почти по всем предметам, и он очень много помогал мне по дому. Мы все делали вместе, сначала. — На ее губах вновь появилась улыбка, на этот раз полная такой любви и печали, что Патрик отвел взгляд. — А после автомобильной аварии, когда ему было восемнадцать, Расмус… изменился. Он получил черепную травму и так и не оправился. Не мог сам себя обслуживать, вести полноценную жизнь, съехать из дома, как все ребята его возраста. Он остался здесь, у меня. И мы создали некую совместную жизнь. Думаю, мы оба считали ее хорошей. Во всяком случае, лучшей при данных обстоятельствах. Конечно, у него бывали мрачные минуты, но мы преодолевали их вместе.

— Вероятно, в частности из-за этих… мрачных минут полиция и не стала расследовать дело как убийство?

— Да. Расмус однажды пытался лишить себя жизни. Через два года после аварии. Когда понял, насколько он изменился. И что возврата к нормальной жизни не будет. Но я вовремя нашла его. И он пообещал мне, что это никогда не повторится. Я знаю, что он сдержал обещание. — Она переводила взгляд с Патрика на Мартина, останавливая его на каждом по несколько секунд.

— Хорошо, что произошло потом, в день, когда его нашли мертвым? — спросил Патрик и потянулся за ореховым печеньем. У него урчало в животе, сигнализируя о том, что время обеда давно миновало, но немного сахару могло помочь противостоять голоду.

— Они позвонили в дверь. Около восьми. Я сразу все поняла, как только их увидела. — Она взяла салфетку и осторожно промокнула катившуюся по щеке слезинку. — Они сказали, что нашли Расмуса. Что он спрыгнул с моста. Это… показалось… чистым абсурдом. Он никогда бы так не поступил. Еще они сказали, что он, похоже, перед тем изрядно выпил. Такого быть просто не могло. Расмус не брал в рот ни капли. Не мог пить после аварии. Я сразу сказала, что они ошибаются. Но мне никто не поверил. — Она опустила взгляд и вытерла еще одну слезинку. — Через некоторое время расследование закрыли, списали все на самоубийство. Но я периодически звоню комиссару Градениусу, просто чтобы он не забывал. Мне кажется, он мне поверил. Хотя бы частично. А теперь появились вы.

— Да, — с задумчивым видом произнес Патрик. — Теперь появились мы.

Он слишком хорошо знал, как трудно родственникам смириться с мыслью о самоубийстве, о том, что любимый человек решил добровольно покинуть их и причинить им так много боли, и как упорно они ищут любое другое объяснение. Часто в глубине души они все-таки сознают, что это правда. Однако в данном случае Патрик был склонен верить убежденности Эвы. Ее рассказ порождал те же вопросительные знаки, что и смерть Марит, и его внутреннее чувство относительно взаимосвязи только укрепилось.

— Комната Расмуса сохранилась? — автоматически спросил он.

— Конечно, — ответила Эва, вставая. Казалось, она испытывала благодарность за то, что ее прервали. — Я там ничего не трогала. Вам это может показаться… сентиментальным, но комната — единственное, что у меня осталось от Расмуса. Я обычно захожу туда, сажусь на край кровати и разговариваю с ним. Рассказываю, как прошел день, какая стоит погода, что происходит в мире. Ненормальная старуха, правда? — сказала она и засмеялась.

При этом лицо ее словно наконец раскрылось, и Патрик решил, что в молодости она, вероятно, была очень хорошенькой. Не красивой, но хорошенькой. Фотография в коридоре, мимо которой они прошли, подтвердила его догадку. Молодая Эва с ребенком на руках — лицо светится счастьем, несмотря на то что одной с ребенком ей наверняка жилось не просто. Особенно в то время.

— Вот, — сказала хозяйка, приглашая их в комнату, расположенную в самом конце коридора.

В комнате Расмуса было так же красиво и прибрано, как в остальной квартире. Впрочем, она имела свое «лицо» — он явно обставлял ее сам.

— Расмус любил животных, — прокомментировала Эва, садясь на кровать.