ПереКРЕСТок одиночества - Руслан Михайлов (2019)

Откуда вирус взялся в тюремной одиночной камере?

Ну… ответ опять на поверхности – вирус мог прийти только с едой.

Кто-то больной из поваров или разносчиков пищи чихнул разок или кашлянул на отправляемую в камеру еду. И этого хватило.

Все просто и скучно.

Отсеченная рука ударилась о решетку и звякнула. Я остановился и присел. Проглядел один предмет. На распухшем пальце золотое кольцо.

- Извини, старик – пробормотал я, примериваясь тесаком к пальцу – Теперь тебе уже ничего не надо. А мне может и пригодиться. Извини. И упокойся с миром…

Закончив, я покинул туалет и наведался к ледяной стене снова. Переступил ручеек талой воды. Лед отступал. Стена превратилась в не достигающий потолка бугор. Прижавшись ухом к холодной мокрой стене, заглянул в щель между льдом и кирпичом. И увидел край поворота – до него осталось меньше полуметра. Лед отступает… и открывает дорогу.

Подобрал клеенчатый плащ и одеяло. Убедился, что на полу больше ничего нет. Хорошо. Здесь я закончил. Двигаемся дальше.

***

Клеенчатый плащ я несколько раз простирал, затем расстелил под струей бьющей из трубы воды. Не знаю, получится ли выбить из клеенки запах мертвечины. Пусть отмокает. Одеяло выбросил. Оно, что интересно, было не самодельным. Фабричное. Шерстяное. Некогда серое. С неразборчивым треугольным штампом в углу.

Тщательно отмывшись, потоптался на отмокающем плаще и пошел к столу осматривать трофеи.

Золотое кольцо. Довольно тяжелое. Мужское. Скорей всего обручальное. Практической пользы для меня не имеет.

Золотой крестик на бечевке. С Иисусом. Практической пользы не имеет. Но хотя бы знаю – покойник был христианином.

Вытертые до блеска четки. На них еще один крестик – белый, деревянный. Какая-то интересная пахучая древесина. Самшит? Крестик будто полирован – настолько часто касались его руки.

Размокший ком бумаги. Был в нагрудном кармане рубашки. Как не бился, не сумел разобрать ни буквы. А раньше они были – следы размытых чернил повсюду.

Я взял стойку как охотничья собака. Бумажные листы разные. Тут и размокшие клочки линованной писчей и что-то вроде оберточного картона. Чернила фиолетовые. Прямо ярко-фиолетовые. А были еще ярче – до того, как их обесцветила немного вода.

Это я к чему? А к тому, что записи дедушка вел здесь – в келье тюремной. Может дневник. Может что другое. Но делал он это здесь. Я так думаю. Но чернильной ручки я не нашел. Как и запаса бумаги. Выброшены моим предшественником? С чего бы ему это делать? Разве что от умопомешательства. Моя надежда отыскать еще один тайник усилилась.

Может прекратить методичную очистку квадратов и пару дней посвятить выборочному осмотру самых вероятных мест?

Нет. Не стану ломать систему. Мне торопиться некуда. Что еще есть у почившего дедушки из имущества?

Маленькая матрешка. Стандартная поделка. От краски почти и следа не осталось, обнажилась деревянная основа. Открыл ее. Внутри обнаружилась еще одна – поменьше. Мило и обычно. Открыл ту. И замер. Во второй матрешке лежал ключ. Медный маленький ключик. Натертый до блеска.

Ключ…

Ключ…

Ключ…

Я долго смотрел на ключ, предварительно вытащив его из матрешки и положив на стол.

Что это означало? А?

Внешняя матрешка потеряла всю краску – так долго она терлась в кармане седобородого дедушки. Внутренняя матрешка как новенькая. И начищенный до блеска ключик. И раз уж все эти предметы неотлучно были при старике – значит они очень важны для него. Лучше бы повесить ключ на шею. Но там крестик. Может вешать что-то на шею кроме креста против его верования? Дедушка вряд ли православный – четки, крестик с кричащим истощенным Иисусом. Какая-то ветвь христианства. И у каждой ветви свои табу и свои правила.

Но думаю я сейчас не о вере почившего. И молитвы читать не собираюсь – не знаю их, потому что.

Я думаю о ключе. И у меня два вопроса.

Что за дверцу открывает этот ключик?