Не гаси свет - Бернар Миньер (2016)

Казалось, что все дилеры, сутенеры, воры, проститутки, пьяницы и наркоманы Тулузы назначили друг другу встречу именно в этой кутузке — так пользователи Интернета откликаются на обезличенное приглашение в «Фейсбуке». «Проект X»[51] в комиссариате полиции. Арестованные «приземлялись», один за другим, с десяти вечера до двух часов ночи, и в помещении стоял жуткий гвалт. Кристина порадовалась, что благодаря плотной холщовой занавеске ее никто не может видеть, в то время как по ту сторону все сильнее разгорались безумие и гнев. Чудовищное напряжение волнами прокатывалось из одного конца коридора в другой, как частицы в адронном коллайдере. Журналистка ни на минуту не сомкнула глаз: она сидела в предпоследней одиночке, и через две двери от нее находились общие камеры, куда набивалось от четырех до десяти человек. Галдеж, злоба, перебранки — буйный шабаш… К двум часам ночи коридор, больше похожий на вокзальный зал ожидания, превратился в шумный наэлектризованный, вздрюченный зверинец. «Эй вы там, гребаные легавые, ваши мамки отсасывают в аду!», «Эй, лесбо, здесь собачий холод! Может, дашь еще одну одеялку, дорогуша?», «Заткнись, кретин! Дай поспать!». Кристина всю ночь слушала пронзительные вопли хищников, их одержимые крики и хрипы, удары кулаком и ногой по плексигласу и металлу, зловещий хохот алкоголиков и отчаянный плач наркош, сварливо-агрессивные оскорбления проституток, разноязыкий шум, акценты, говоры, лязг засовов, шаги, зов о помощи, звонки, крики… Ладони у женщины вспотели, голова была в огне, и она без конца моргала, как сова, ослепленная светом фар. Полное одиночество и беспредельное отчаяние вытеснили все остальные чувства. Кристина пробовала отгородиться от всей этой анархии и звериной ярости — но ничего не выходило. Около трех часов ночи организм не выдержал: к горлу подкатила тошнота, заключенная кинулась к унитазу, рухнула на колени, и ее долго рвало, а в коридоре тем временем появилась очередная партия шумных арестантов. Кристина выпрямилась, вытерла лоб, спустила воду — и забрызгала одежду. Это было последней каплей: она заплакала — сначала глухо, боясь, что кто-нибудь услышит, но потом плач перешел в конвульсивные рыдания, выбив все заслонки в мозгу.

— Плачь, детка, легче станет, — тихим голосом произнесла женщина в соседней камере.

Ее разбудил холод. Выплакав отчаяние, Кристина заснула на жестком матрасе, закутавшись в коричневое одеяло, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой. Спина и ноги затекли и адски болели, как будто сумасшедший убийца порезал ее бритвой. Вкус во рту был омерзительный, и жутко хотелось пить. А в коридоре царила почти полная тишина. Только звучный храп доносился из камер, да кто-то переговаривался тихими голосами… Потом начали щелкать замки, и Кристина услышала звук шагов. Двери открываются, люди просыпаются, кашляют, хрипят. Через три минуты надзирательница подняла штору, отперла дверь и протянула ей поднос:

— Держите.

Две штуки «Спекюлос»[52] и пачечка апельсинового сока…

— Спасибо… — отозвалась арестованная. Хорошее воспитание так сразу не вытравишь.

Дежурная опустила штору и перешла к соседней камере. При других обстоятельствах Кристина с презрением отвергла бы подобную еду, но сейчас у нее сводило желудок от голода, и она накинулась на жесткое печенье, как на самый изысканный деликатес. Голод и жажду этот завтрак только усилил.

Прошел час, и штора снова взлетела вверх. Щелкнул повернувшийся в замке ключ, и голос дежурной вырвал журналистку из полудремы:

— Следуйте за мной.

Больё ждал ее у застекленного поста охраны.

— Здравствуйте, мадемуазель Штайнмайер, — сказал он и повел Кристину в комнату, где на стеллажах стояли коробки. — Вот ваши вещи, пожалуйста, проверьте и распишитесь.