Неужели он обречен остаться в Бовале?

Это было невыносимо.

Антуан попытался представить ситуацию во всех подробностях. Господин Мушотт подаст жалобу. Он придет в кабинет судьи… который сочтет его просьбу смехотворной. «Такие вещи делаются только в случае изнасилования, господин Мушотт, – скажет он. – Ваша дочь подавала жалобу на изнасилование?..»

Нет. Антуан успокоился: никогда представитель судебной власти не даст хода подобному иску, это невозможно.

Но в то же время судья не преминет задать себе другой вопрос: если Антуан Куртен так уверен, что отец не он, почему бы ему не сделать этот тест? Судья, безусловно, заинтересуется человеком, который отказывается от генетического теста… в тот момент, когда только что обнаружена ДНК убийцы Реми Дэме. Кстати, ведь именно этот человек был одним из последних, кто видел Реми живым…

И тогда для очистки совести Антуана снова допросят.

А он знал, что не вынесет вопросов о том, что произошло двенадцать лет назад. Это невозможно. Он опять попытается солгать, сделает это плохо, растеряется, судья засомневается: это будет не первый случай, когда виновный в кровавом преступлении попадается на мелком проступке…

Возможно даже, судья вынесет постановление о проведении генетического анализа…

Лучше уступить.

И пройти тест сейчас, чтобы раз и навсегда покончить с подозрением, от которого Антуан никогда не отмоется.

Эта мысль немного успокоила его. Потому что, в конце концов, если он отец ребенка, то будет платить алименты, вот и все! Не может быть и речи о том, чтобы испортить себе жизнь, женившись на этой… Он поискал подходящее слово, но не нашел.

За стеной он слышал какие-то приглушенные звуки, постукивание; так двигаются осмотрительные люди в отелях с плохой звукоизоляцией, стараясь не шуметь.

Видимо, мать по привычке вела себя так, словно ничего не случилось, и прибирала в своей комнате, где и без того царил порядок, который Антуан наблюдал всегда, с самого детства.

Слышать, почти физически ощущать ее присутствие… Он оцепенел. Если Антуан признает себя отцом, то есть виновным, и откажется жениться на Эмили, семейка Мушотт разнесет это по всему городу, на Куртенов станут показывать пальцем…

Во что тогда превратится жизнь его матери?

Это ляжет пятном на ее репутацию. Для всех и каждого она станет матерью подлеца, неспособного взять на себя ответственность за ошибку, выполнить свои обязательства. Быть под постоянным обстрелом любопытных глаз, предметом нескончаемых обсуждений, терпеть моральные унижения – нет, она не вынесет такой жизни, это невозможно.

У Антуана нет никого, кроме нее; у нее – никого, кроме него.

Он не способен подвергнуть ее такому испытанию.

Она этого не выдержит и умрет.

Оставалось только одно: согласиться на тест и надеяться, что результат докажет его невиновность.

Во что он сам верил меньше, чем кто-либо другой.

Но главное, было еще кое-что.

Антуан снова услышал слова журналистки: «… проба, позволившая сравнить его ДНК с той, что была обнаружена рядом с телом несчастной жертвы тысяча девятьсот девяносто девятого года».

У Антуана закружилась голова, ему пришлось сесть. Если он согласится на этот тест, каким бы ни был результат, положительным или отрицательным, он все равно будет где-то храниться…

Он будет существовать.

Долго, очень долго. В какой картотеке его зарегистрируют? Какое ведомство будет хранить его?

Никто не может быть уверен, что его рано или поздно не сличат с ДНК убийцы Реми Дэме.

Любое законодательное решение может завтра же дать органам юстиции разрешение на сопоставление всех имеющихся образцов ДНК…

Дамоклов меч навсегда повиснет над его головой.

Единственное решение – отказаться.

Антуан только что затянул петлю у себя на шее. Это тупик: сделает он тест или нет, результат будет один и тот же.