Ганнибал - Томас Харрис (2013)

Наблюдая за ним с помощью монокуляра, Пацци понял, почему доктор ушел из дому всего лишь с хозяйственной сумкой: все инструменты для работы он хранил за алтарем капеллы. Пацци хотел было призвать к себе Ромулу и пустить ее в дело. Может быть, удастся снять отпечатки пальцев с инструментов доктора. Но нет, у доктора на руках были нитяные перчатки, чтобы не испачкаться графитом.

Нет, здесь неудобно. Приемы Ромулы предназначены для работы на улице. Там она была у всех на виду и в том положении, когда любой преступник не станет ее опасаться. Она совсем не тот человек, от которого доктор стал бы убегать. Нет. Если доктор ее схватит, он ее передаст церковному сторожу, и Пацци сможет вмешаться позже.

Но ведь он сумасшедший! Что, если он ее убьет? Что, если он убьет ребенка? Пацци мучили и еще два вопроса. Стоит ли ему самому бросаться на доктора, если ситуация будет смертельно опасной? Да. Способен ли он допустить риск легкого ранения Ромулы и ее ребенка, чтобы заполучить вожделенную сумму? Да.

Придется просто подождать, пока доктор Фелл снимет перчатки и отправится перекусить. Пока они ходили взад-вперед по поперечному нефу, у Пацци и Ромулы была возможность пошептаться. Тут Пацци заметил в толпе знакомое лицо.

— Кто это за тобой таскается, Ромула? Лучше скажи мне. Я видел этого типа в тюрьме.

— Это мой друг. Он поможет мне, если удирать придется. Он ничего не знает. Ничего. Для вас же лучше — не придется самому пачкаться.

Чтобы как-то убить время, они помолились в нескольких капеллах церкви. Ромула что-то шептала на языке, которого Ринальдо не понимал, а у самого Пацци был огромный список того, что он вымаливал у Господа, в частности, дом на берегу Чесапикского залива и еще кое-что, о чем в церкви не следует даже думать.

Нежные голоса распевающегося хора заглушают общий шум.

Удар колокола, пора закрывать церковь. Вышли церковные сторожа, гремя ключами и собираясь опоражнивать контейнеры с монетами.

Доктор Фелл оторвался от своих трудов и вышел из-за «Пьеты» Андреотти, снял перчатки и надел пиджак. Большая группа японцев, столпившаяся возле этой святыни и уже истратившая все монеты, еще не понимала, что пора уходить.

Пацци кивнул Ромуле — он мог этого и не делать. Она и сама знала, что сейчас самое время. И поцеловала в головку младенца, лежавшего на ее деревянной руке.

Доктор уже шел навстречу. Толпа заставит его пройти рядом с нею. Тремя стремительными шагами она приблизилась к нему, подняв руку, чтобы отвлечь его внимание, поцеловала пальцы и уже приготовилась запечатлеть поцелуй на его щеке, скрытая под одеждой вторая рука наготове, чтобы проделать «щипок».

Тут вспыхнули лампы — кто-то в толпе все же обнаружил у себя еще одну монету в двести лир — и в тот момент, когда Ромула коснулась доктора Фелла и заглянула ему в глаза, она вдруг почувствовала, как ее втягивают в себя его красные зрачки, ощутила внутри огромную ледяную пустоту, от которой сердце бешено заколотилось о ребра, ее рука метнулась в сторону от его лица, чтобы прикрыть личико ребенка, и она услышала собственные слова: «Perdonami! Perdonami, signore!», потом повернулась и побежала прочь, а доктор долгую минуту смотрел ей вслед, пока не погас свет и пока он снова не превратился в темный силуэт на фоне горящих в капелле свечей, а затем быстрыми, легкими шагами двинулся своей дорогой.

Пацци, бледный от ярости, догнал Ромулу возле чаши для святой воды, к которой она прислонилась, непрестанно омывая головку ребенка святой водой, промывая ему глаза на тот случай, если он успел глянуть на доктора Фелла. Жуткие проклятья замерли у него на губах, когда он увидел ее искаженное ужасом лицо.

Глаза ее во мраке выглядели просто огромными.

— Это Дьявол! — произнесла она. — Шайтан, сын Мрака! Теперь я точно знаю!

— Да я тебя обратно в тюрьму упеку! — прошипел Пацци.