О чем мы солгали - Камилла Уэй (2019)

– Нет, – сказал он. – Исключено. Если ты хочешь усыновить ребенка, мы можем это сделать официальным путем. Мы не должны вмешиваться. Если в полиции дознаются, что мы взяли ребенка, который нам не принадлежит, то можешь забыть о свидетельстве о рождении… если им станет известно, что мы знали о том, что произошло с этой несчастной женщиной и ничего им не сказали… А ее родственники? Семья? Это неправильно, Бет, и ты это знаешь.

Я посмотрела на ребенка. Конечно, я знала, что Даг прав, но господи, какая она была хорошенькая! Думаю, я ее сразу полюбила. Она была одинокая и беззащитная, ее мать мертва, ее отец отказался от нее – что с ней теперь будет? Я поднесла ее к лицу и вдохнула восхитительный запах ее кожи. Наверное, я уже тогда знала, что никогда ее не отдам.

Внезапно к Оливеру вернулся голос.

– Все, о чем мы вас просим – это взять ее только на одну ночь. Нас не должны с ней видеть, люди начнут задавать вопросы. Пожалуйста, оставьте ее у себя и обдумайте все хорошенько.

Роуз взяла меня за руку.

– Умоляю, Бет, пожалуйста, помоги нам.

Даг покачал головой, я высвободила свою руку из руки Роуз.

– Даг, – сказала я. – Мы можем поговорить на кухне?

Как только мы прикрыли за собой дверь, Даг прошипел:

– Мы в этом не участвуем, Бет, ни в коем случае.

– Даг, – начала было я, но он меня перебил:

– Это безумная затея. Мы не можем взять чужого ребенка. Сегодня вечером умерла женщина, мы должны сообщить в полицию!

Наверное, мы спорили, перекидываясь фразами, не меньше получаса. Думаю, под конец я его вымотала.

– Только на одну ночь, – пообещала я. – Пусть ребенок выспится в тишине и покое, а мы решим утром, что нам делать. Пожалуйста, Даг, – сказала я. – Пожалуйста.

Вероятно, Даг понимал, что меня не отговорить и в итоге он нехотя согласился.

– Одна ночь, – сказал он. – И все.

Мы вернулись в гостиную.

– Хорошо, – сказала я. – Мы позаботимся о ней. – Я едва могла смотреть на Оливера, когда он благодарил нас, в его глазах читалась признательность и глубокое чувство стыда.

После их ухода мы занялись Ланой. Покормили ее, поменяли подгузник, я соорудила для нее импровизированную кроватку и поставила рядом с нашей. Она была чудесной малышкой, мирной и спокойной. С ней я могла делать все то, чего не позволяла себе с другими детишками в госпитале: с закрытыми глазами я притягивала ее, представляя, что она мой ребенок. Ее головка превосходно помещалась на моем плече, было так хорошо прижимать ее к себе.

Когда она заснула, я сделала глубокий вдох, готовясь к разговору с Дагом.

– Я понимаю весь трагизм ситуации, – начала я осторожно, шепча в темноте, – но это, должно быть, ответ на наши молитвы. Ты слышал, Роуз сказала, что поможет нам со всеми документами, необходимыми для оформления свидетельства о рождении, где Лана будет записана как наша дочь. Они решат, что девочка погибла вместе с матерью и ее тело унесло в море. Никто не узнает.

Он продолжал повторять одно и то же, говоря, что это аморально, что мы можем нарваться на неприятности. Я уже было отчаялась убедить его в обратном. Но через несколько часов Лана проснулась посреди ночи и я передала ее Дагу, а сама побежала готовить ей молоко. Когда я вернулась, он сидел на краешке кровати с Ланой на руках и смотрел на нее с абсолютно новым для меня выражением лица. Именно такую сцену я представляла себе все эти бесконечные годы, когда надежда сменялась разочарованием, и к горлу подступил комок. Я присела рядышком и молча передала ему бутылочку.

– Я тут подумал, – прошептал он, когда мы смотрели, как она сосет молоко. – Может, ты права? И это наш единственный шанс? Представь, что у нас самих не получится или по какой-то причине нам откажут в усыновлении? Что тогда? – Он вздохнул и добавил: – Не думаю, что когда-нибудь смогу простить себе это.