Преступления прошлого - Кейт Аткинсон (2010)

В подобных местах Амелии всегда было крайне неуютно. Она чувствовала себя старухой и снобкой — неприятно, даже если и правда. Джулия же, истинный хамелеон, моментально приспосабливалась к любым обстоятельствам; в настоящий момент она выкрикивала свой заказ прыщавому юнцу за прилавком (они хоть руки-то моют?), изображая эссекский акцент, который она, вероятно, считала плебейским, но который совершенно не вязался с ее нарядом. На Джулии было очень странное пальто, словно с рисунка Бердсли.[59] Амелия только сейчас его рассмотрела. Такое яркое, что потерять Джулию из виду не представлялось возможным в принципе, разве что она улеглась бы на холм, покрытый зеленой летней травой, и тогда стала бы невидимой. Когда Оливия стала невидимой, на ней была хлопчатобумажная ночная рубашка, которую в свое время носили все они. Изначально ночнушка была розовая, но Оливии досталась уже застиранной и бесцветной. Амелия видела ясно как день, как она залезает в палатку в этой застиранной рубашке и розовых тапочках-кроликах, прижимая к груди Голубого Мышонка.

Пальто было Джулии велико. Пока она маневрировала с подносом в толчее иностранных студентов, распахнувшиеся зеленые полы волочились следом. Амелия бросала во все стороны резкое «извините-простите», но толку от этого было мало: расчистить проход удавалось только локтями.

Когда они наконец добрались до свободного столика, Джулия со смаком вгрызлась в бургер:

— Ням, мясо.

— Ты уверена? — поинтересовалась Амелия. Ее бы вырвало, возьми она что-то из этого в рот.

— Это точно мясо. А вот какого животного — другой вопрос. Или из какой части животного. Вон мы бычьи хвосты же ели, и ничего.

— Целое поколение детей вырастет, называя курицу «цыпадрипом».

— Есть вещи похуже.

— Например?

— Метеориты.

— Возможность столкновения Земли с метеоритом не означает, что мы должны примириться с американизацией нашего языка и культуры.

— Ой, Милли, заткнись, я тебя умоляю.

Джулия поглотила «цыпадрип», но клубничная шуга оказалась не под силу даже ей. Амелия с сомнением понюхала молочный коктейль. На вкус он был совершенно ненатуральный, как будто его сделали в лаборатории.

— Здесь одна химия.

— Везде одна химия.

— Разве?

— Ладно, — оборвала ее Джулия, — хватит болтать, принимаемся за работу, — Она достала анкету и ручку. — «Продавец с вами поздоровался?» Да уж наверняка.

— Почему ты не наденешь очки? Ты же без них ничего не видишь.

— «Что сказал продавец?»

— Джулия, ты безнадежна.

— По-моему, он сказал: «Мэм? Добрый день?» Видимо, австралиец.

— Не знаю, не обратила внимания. Джулия…

— Они все австралийцы. Вся британская рабочая сила из Австралии.

— Джулия… Джулия, послушай меня, когда Виктор проверял твои задания по математике у себя в кабинете, он ничего такого не делал? Не приставал к тебе?

— Как думаешь, в Австралии за них кто работает? Давай, Милли, нужно покончить с этим. Итак. «Улыбнулся ли вам продавец?» Он нам улыбнулся? Черт, я и не помню.

Джексон считал ее глупой, это ясно, глупой женщиной. Как же ее раздражала эта его мужская суровость — он из тех мужчин, которые считают, что женщины в плену у своего месячного цикла, шоколада и котят (ну чем не Джулия?), а Амелия вовсе не такая. Ну, если не считать котят. Она хотела, чтобы он думая о ней лучше, она хотела ему нравиться. О-ля-ля, такой серьезный вид, мистер Би, прямо агент секретной службы. Джулия так предсказуема со всеми своими «о-ля-ля».

— Чай будешь? — спросила она Джулию, когда та забрела в кухню с пустым бокалом в руке.

— Нет. Хочу еще джина.

Джулия принялась шарить по шкафам в поисках чего-нибудь съедобного. Она всегда так много пила? Она пьет в одиночку? А почему это хуже, чем пить в компании?