Окончательный диагноз - Ирина Градова (2010)

– Его отвезли в Поленовский институт, – ответил Шилов. – Сегодня утром.

– Это хорошо.

– Почему это хорошо? У парня тяжелые повреждения головы, возможно, пострадает мозг, а ты говоришь – хорошо?

Его серо-зеленые в крапинку глаза буравили меня насквозь.

– Это хорошо, – выдавила я, – потому что, если я права в своих предположениях, у Поленова Гоша будет в безопасности.

– Я тебя не понимаю! – развел руками Олег. – Ты можешь толком сказать, о чем говоришь, Агния? Объясни по-человечески!

Я знала: стоит мне открыть рот и начать делиться с Шиловым своими предположениями, ничего вернуть будет уже нельзя. Возможно, я не права и у меня паранойя, но внутренний голос подсказывал, что в этом деле слишком много совпадений, и если их не сложить воедино, чтобы получилась цельная картина, может случиться еще что-нибудь, чего исправить будет уже нельзя.

– Понимаешь, – начала я, – у меня создалось впечатление, что произошедшее с Гошей несчастье… В общем, оно могло быть и неслучайным!

– Что?!

– Из того, что рассказал мне Павел…

При упоминании этого имени лицо Олега потемнело, но он не произнес ни слова.

– …я заключила, что Гошу могли сбить намеренно. Водитель уехал с места происшествия. Паша сказал, что он появился ниоткуда – вынырнул из-за поворота и ударил Гошу, когда тот возвращался от ларька.

– Допустим даже, что это так, – кивнул Олег. – И что?

– Помнишь, ты удивился, когда Багдасарян написал в своем заключении, что извлеченный у Васильевой в результате вскрытия протез оказался не «Зиммером», как полагалось по документам, а «СПАНом»?

– Разумеется, помню. Караев сказал, что произошла ошибка, и спорить с этим невозможно, потому что есть только его слова и результаты вскрытия. Допускаю, что, проводя в среднем по четыре операции в день, он мог и напортачить с протезом. Теперь, однако, это не имеет никакого значения, потому что Розе Васильевой уже неважно, что именно ей поставили, ей все равно никогда не придется воспользоваться ни «СПАНом», ни «Зиммером»! Служебное расследование практически закончено. Адвокат Васильевых сработал хорошо, и, судя по всему, больницу здорово «пощиплют» в материальном плане.

– Мне всегда казалось, – тихо произнесла я, – что отвечать должен тот, кто виноват.

– А это что значит? – не понял Олег.

Я полезла в сумочку и вытащила ксерокопию результата анализов Розы Васильевой.

– Вот, – сказала я, подвигая бумажку к Шилову.

Он взял ее в руки, быстро просмотрел и спросил:

– И что? Эту же бумагу мы представили адвокату Васильевых!

– Нет, не эту. Посмотри внимательно на протромбин.

– Протромбин? Да тут нет про…

Олег внезапно осекся, так как до него, видимо, дошло.

– Погоди, – пробормотал он, – что это такое?

– Это – предоперационный анализ Васильевой, – ответила я.

– Без протромбина? – уточнил он. – Я правильно понимаю?

Я кивнула.

Шилов шумно вздохнул и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Через несколько секунд он снова их открыл и уставился на меня.

– Значит, – опасно спокойным голосом заговорил Олег, – все это время у тебя была эта бумага, и ты молчала? Молчала, хотя знала, что ведутся и служебное, и независимое расследования?! Почему?!

Наверное, Шилов закричал бы, если бы его не сдерживала обстановка, в которой мы были далеко не одни.

– Потому, – ответила я, – что это выглядело бы… В общем, выглядело бы…

– Это выглядело бы так, будто ты закладываешь своего бывшего любовника новому? – безжалостно закончил Олег, буравя меня взглядом.

Я ничего не ответила. Вместо этого я отпила из своей чашки уже ставший холодным кофе – просто чтобы что-то сделать и не сидеть истуканом. Я понимала, что виновата, но наказать меня больше, чем я наказывала себя сама, храня тайну Роберта и не имея возможности о ней никому рассказать, вряд ли возможно. Наверное, Олег это понял, потому что сказал: