– Мы не успели толком ее осмотреть, потому что услышали ваши крики. Но если подумать: откуда там взялся такой запах?

– Какой именно?

– Сухой, затхлый, с нотками мертвечины.

– По описанию напоминает мерло.

– По мне, так это чистая органика. Постойте-ка… а вдруг там что-то гниет? Или уже давно сгнило, но запах не выветрился, потому что ветра здесь не бывает? Растения, возможно, или… или какое-нибудь мелкое животное?

– То есть, следуя твоей логике, если там гниет животное, то оно должно было как-то туда попасть?

– Совершенно верно. И я в жизни не поверю, что оно могло вскарабкаться сюда так же, как и мы, через шахту.

– А могло оно проникнуть сюда через выход, замурованный Кинкейдом? И как долго запах сохраняется в замкнутом пространстве?

– Понятия не имею. Но Кинкейд упоминал некое помещение, где стоял отвратительный запах. Это было сто лет назад. Столько ни один запах не продержится. А еще он говорил, что из-за вони и непроглядной темноты им так и не удалось исследовать ту комнату.

– И ты надеешься, что в ее глубинах скрыта еще одна шахта, в которую время от времени падает какой-нибудь зазевавшийся койот и по которой мы сможем выбраться наружу?

– Пока других идей у меня нет. А у тебя?

Глава 29

Мы оставили Пьеру с Джеммой телефоны, наказали тут же, как только вернется Фезер, бежать к нам сломя голову, взяли самый большой фонарик и отправились в тот самый коридор.

– Мать моя! – выдохнула Молли, едва мы переступили порог комнаты. – Ты был прав! Ну и вонь!

– А мне нравится, – сказал Кен.

– Это потому что ты извращенец.

– Ну что же, не стану спорить.

Молли, стоявшая между нами, водила фонариком из стороны в сторону. Комната представляла собой вытянутый правильный прямоугольник, как и зал с исписанной символами стеной, только здесь никаких надписей не было.

Мы продвигались вперед очень медленно, пытаясь хоть немного привыкнуть к весьма специфическому запаху. Несмотря на то что он был довольно слабым, в нем чувствовалось нечто исключительно мерзкое. Он буквально окутывал нас с ног до головы, вкрадчиво, неумолимо, и с каждым шагом становился все плотнее и насыщеннее. Пришлось дышать ртом, но особого облегчения это не принесло, и уже через минуту возникло ощущение, будто на языке осела какая-то дрянь.

– Я готов отказаться от этой затеи, – признался я.

– Я тоже. Но сначала посмотрите сюда, – приглушенно ответила Молли, зажимая рот и нос ладонью. – Она опустила фонарик, и его луч скользил по полу.

– Куда именно?

Молли осветила ту часть, которую мы уже прошли, а затем снова направила фонарик на пол перед нами.

– Разницу видите?

Впереди на полу было разлито что-то темное, и чем глубже мы продвигались, тем толще становился слой этого вещества. Его цвет был неоднородным и варьировался от темно-серого до иссиня-черного.

Я присел на корточки, послюнил палец и провел им по черному пятну.

– Гладкое, – сказал я. – И очень твердое. Как будто что-то запеклось при очень высокой температуре.

– Это от него тут такой аромат?

– Не уверен. Возможно. – Я понюхал палец. – Да, так и есть.

– Скверно, – проворчал Кен.

– Почему? – не поняла Молли.

– Потому что, найди мы пару дохлых крыс, у нас был бы шанс. Но если это всего лишь какая-то вонючая жижа, вытекшая из скалы в незапамятные времена, то плохо наше дело.

– Но мы пока не знаем наверняка, – возразил я. – Давайте осмотрим здесь все.

И мы снова двинулись вперед, по направлению к правой стене. Слой непонятного вещества на полу становился все толще, чернее и блестел, словно стекло.

– Вы на стены поглядите, – сказал Кен.

Молли направила фонарик вверх. Окраска стен здесь тоже претерпела изменения, но несколько иного рода. Они, как и потолок, были черными из-за въевшейся в них сажи.