Безлюдные земли - Арне Даль (2019)

– Мы все подчиняемся множеству законов, не в последнюю очередь законам природы. Никто не может быть абсолютно свободен. Но можно искать свободы. Это намного сложнее, чем стать циником. Стать циником – это дешевый выход.

– Множеству законов… В том числе экономических?

– Да, и им тоже.

– У вас не было никаких заслуживающих упоминания доходов, нет счетов в шведских банках. Как вы оплачиваете свою свободную жизнь?

– Она не так много стоит. Иначе я не была бы свободна. А велосипед мне подарил мой бывший друг. Экс-бойфренд.

– Но квартира в Васастане стоит немало.

– Это наследство от дедушки.

– Как звали дедушку?

– Арвид Хаммарстрём.

– А родителей?

– Йон и Эрика Фреден.

– Эрика, урожденная Хаммарстрём?

– Да. Но…

– Где вы родились?

– В Умео.

– Где учились в начальной школе?

– В Марихемской школе, кажется. Но откуда этот интерес ко мне? Разве важно не только это?

Она показала на фотографию Эллен Савингер.

В ее жесте было что-то, что спровоцировало Бергера. Пренебрежение, безразличие, что бы то ни было. Он зажмурился на две секунды. Сдержался. Насколько это было возможно. Он все яснее чувствовал, как тикают часы. Как будто его запястье было охвачено огнем.

Он сказал как можно сдержаннее:

– Она не это. Она – девочка, у которой вся жизнь впереди. Она почти три недели просидела в том чертовом доме в Мерсте, запертая в адском подвале, подвергаясь черт знает чему. Я вышел из подвала, и снаружи стояли вы. И в Кристинехамне полгода назад, когда полиция подозревала, что другая пятнадцатилетняя девочка закопана в лесу, вы тоже стояли поблизости. И вы стояли вот здесь, около мотоклуба в Вестеросе годом раньше, когда полиция думала, что еще одна пятнадцатилетняя девочка находится в помещении как добыча хищников. Как, черт возьми, вы могли оказаться во всех этих трех местах?

Все фотографии были выложены. Все карты раскрыты. И все же была только одна, одна карта, на которую он поставил все. Что-то он должен из этого выудить, хотя бы реакцию. Надо пробиться сквозь стену. Нужна одна маленькая трещина.

Бергер наблюдал за Фреден, мобилизовав всю свою внимательность. Ее мимику было чрезвычайно трудно истолковать. Она держалась совершенно индифферентно, но что-то на ее лице все-таки происходило. Он видел это раньше, такой тип реакции. В допросной комнате такое нечасто встречалось, но все же иногда ему доводилось наблюдать подобное – несколько раз, не больше. Такая реакция занимала обособленное место в том реестре внешних проявлений человеческих эмоций, который Сэм Бергер приобрел с опытом. Он только не мог точно определить, что это.

Они далеко от Вестероса, далеко от телекамер, которые неумышленно поймали два ее решения. Тогда многое отражалось у нее на лбу. Два явных решения. Сначала решение в принципе поговорить с местным телевидением, потом решение назвать свое имя.

Если бы она не сделала этого полтора года назад, она бы сейчас не сидела здесь. Ни один из них.

Нет, нынешняя реакция была значительно слабее, и все же ее можно было заметить. Хотя не на лбу, скорее под глазами.

Лоб был абсолютно гладкий.

– Ботокс? – наугад спросил Бергер.

Натали Фреден посмотрела на него. В первый раз не последовало немедленного ответа. И никакой примечательной реакции.

– Лоб, – продолжил Бергер и дотронулся указательным пальцем до верхней части ее лица. – Он был очень выразительным в Вестеросе.

– В Вестеросе?

– Вы знаете, о чем я говорю. Интервью местному телевидению в Вестеросе. Когда вы приняли свое решение.

– Я действительно не знаю, о чем вы говорите.

– Ну, конечно, – сказал Бергер и откинулся на спинку стула. – Итак, ботокс? Зачем он вам понадобился? С чего бы вам хотеть сделать мимику менее выразительной?

В ответ она только покачала головой.