Безлюдные земли - Арне Даль (2019)

Бергер лежал на жесткой койке в маленькой камере. Он был не один. Вокруг него толпились люди. Шлюзы открылись, нахлынули воспоминания. Все было как в тумане и, тем не менее, очень отчетливо. Он различал черты лиц, которые не заглядывали в его сознание десятилетиями. Видел прически своих воспитательниц в детском саду. Родимые пятна прабабушки. Каждого игрока футбольной команды шестого класса. Видел отца у столярного верстака и мать у плиты – их образы словно слились с древними гендерными ролями, о которых Бергер составил представление еще в раннем детстве. Из стен вылезали одноклассники из всех классов, родственники, которые давным-давно уехали из страны или умерли, компания друзей в облаке снега на лыжном спуске, коллеги всех званий в разной форме, оскаленные зубы, приближающиеся к его бицепсу, несколько девушек, с которыми он переспал в один день на Пангане, и брюнетка из бара в Барселоне, чье лицо он, видимо, даже не заметил. Женщины из его прошлого продолжали возникать и кружили с загадочными выражениями лиц. Ненависть к женщинам? У Сэма Бергера? Да он же любил этих женщин, по крайней мере в те моменты. Никогда не испытывал ненависти, подумал он, пытаясь встретиться глазами с их уклончивыми взглядами. Только не я. Никогда. И вдруг появилась Фрейя, их первая встреча. Фрейя Линдстрём на вечеринке, куда она пришла с женихом-бизнесменом, по степени оживленности напоминавшим труп. И сразу очевидное родство душ, одинаковый грубоватый смех над странностями жизни. Совершенно такое же чувство юмора. Не эта ли похожесть убила через одиннадцать лет их отношения? Он хотел спросить ее, когда она раз за разом проходила наискосок через его камеру, но, заметив его, она бросила быстрый, испуганный взгляд через плечо. В последний раз он видел ее у пункта досмотра пассажиров в Арланде. Его остановили у заграждений, пришлось звать охранников, Фрейе удалось закрыть своим телом и отвлечь мягкими уговорами близнецов. Бергер слышал их смех, но они так и не увидели его в тот последний раз. Сам он видел их только мельком, и здесь в камере он только угадывал очертания их рук в ладонях Фрейи в Арланде. Но вот близнецы выросли из своих вырывающихся рук и предстали в лихорадочно мельтешащей череде картинок. Ночь, когда, как точно знал Бергер, они были зачаты, тот судорожный жар, когда он выбросил свою сперму глубже обычного в содрогающееся в оргазме тело Фрейи. Потом они в коляске: только он, папа Сэм, мог различить сыновей, даже мама Фрейя часто ошибалась, но папа Сэм – никогда. Вот они плавают в надувных нарукавниках в Адриатическом море; ловят треску в заливе около Хальмстада; спрашивают друг у друга уроки, притворяясь, что играют в телеигру; бегут в детском ночном марафоне, все время поджидают друг друга и добегают до финиша одновременно; поют так громко и неистово, что соседи на Плуггатан в конце концов подают жалобу в жилищное товарищество; стоят весной в зимней одежде в овражке и собирают мать-и-мачеху. И наконец, Арланда, они вырывают руки из рук матери, а она бросает испуганный взгляд через плечо на Бергера. Вокруг нее собрались другие женщины из его жизни, и их взгляды больше не загадочны и уклончивы, но как только он решился посмотреть им в глаза, женщины начали надуваться, как шарики, одна за другой, и беззвучно лопаться. Одной из последних появилась и исчезла Ди. А потом и Фрейя надулась и лопнула.

И осталась только одна женщина.